— Насчет выпивки, что ли? — спросил он.
— Ну!
— Никак! Не употребляю…
— А я слышала, — не удержалась Ольга, — за пьянку с работы сняли.
— Кто сказал? — встрепенулся он и поглядел с тревогой на Ольгу.
— Значит, было?
— Было. Но это такой случай… такой случай… — Степан отвернулся, опять поглядел куда-то вдаль, за озеро, помолчал и ответил с хрипотцой, словно у него перехватило горло: — Не обязательно вам это знать.
Он встал и пошел к тропе.
— А меня бросаете? Оставляете тут одну? — спросила его Ольга.
Степан остановился, поморщился от неудовольствия, но пропустил вперед Ольгу и пошел сзади.
Шли молча, шли долго, и когда вышли на асфальт, Ольга насмешливо проговорила:
— Хорошо побеседовали! Вы такой любезный кавалер… С таким приятно провести время.
— Каков есть, — хмуро пробурчал Степан и, не прощаясь, повернул к лечебнице…
На завтрак Ольга опоздала, проспала. Сколько не будила ее Людмила, она лишь крепче закутывалась в одеяло, прятала голову, — снился какой-то кошмарный сон, сон без начала и конца, который проснувшись, она не могла вспомнить, только и осталось ощущение, что избавилась от чего-то страшного. И это ощущение долго не проходило, держало в напряжении, пока она не вышла из корпуса, попав в толпу отдыхающих, фланирующих после завтрака.
Зина сжалилась над ней, покормила, и Ольга, выйдя из столовой, не пошла в корпус, отправилась, как и вчера, в дальний конец парка — после сна голова была тяжелой, хотелось побыть одной, выветрить эту тяжесть.
Появились комары. С каждым днем их становилось все больше, вечерами они страшно досаждали, тучами носились над «пятачком», в аллеях парка, и отдыхающие ходили с вениками из веток, отбиваясь от них. Днем комаров было меньше — пугало солнце, они отсиживались в тени, под листьями.
Комариное наваждение совпало с цветением липы. Зеленые кроны лип были усыпаны, как звездочками, белыми цветами, медовый запах густо стоял в недвижном воздухе, Ольга шла в этом медовом настое, поглядывая вокруг, слушая жужжание пчел, и постепенно теплела, оттаивала от утреннего напряжения.
Неожиданно вспомнила о Степане. Она видела его за ужином, понаблюдала исподтишка, заметила, как раза два он пристально взглядывал на нее и тут же опускал глаза. Странное впечатление у нее осталось от вчерашней встречи: суровость, отчужденность Степана так не шла, противоречила его синим тоскующим глазам, что Ольга оказалась не в состоянии подавить в себе желание поближе узнать его.
И решила сходить к тому месту на берегу озера, где встретила вчера Степана, сходить пока затем, чтобы убедиться — он опять там, в избранном им месте, где хоронится от людей, живет в своем одиночестве.
И верно: Степан сидел на том же подмытом уступе берега: в руке держал ветку березы, которой слегка помахивал, хотя комаров у озера не было.
Ольга постояла, понаблюдала за ним, вскоре почувствовала неловкость от подглядывания и, поколебавшись, стала спускаться к озеру.
Шум от шагов встревожил Степана, он повернулся, посмотрел чуть не с испугом. Ольга подумала: сейчас встанет и уйдет, но Степан остался сидеть, лишь, отвернувшись, сломал ветку, швырнул под куст.
— Доброе утро, — поприветствовала Ольга, дойдя до него.
Степан молча кивнул. «Неприветливый же он, однако», — подумалось ей, не зная, что предпринять дальше, уже сознавая всю необдуманность своего поступка.
— Не возражаете, если посижу, погляжу на озеро?
— Пожалуйста, — ответил Степан, и даже сделал попытку приподняться, отодвинуться. — Места не куплены… Всем хватит.
Ольга села. Озеро было так же светло и покойно, как и вчера, также отражало в своих водах берега и небо. Но не это занимало Ольгу: следовало продолжать разговор, если уж осталась тут. Но о чем можно говорить с этим нелюдимом? Не о погоде же!
И тут вспомнила конец вчерашнего разговора, вернее, ее вопрос к нему, от ответа на который он уклонился.
— А что за особый случай произошел с вами? Только не обижайтесь, пожалуйста… Вчера мы начали и не договорили…
Степан дернулся, словно намеревался вскочить, но вдруг обмяк, опустил плечи.
— Это когда напился, что ли? — спросил он тихо, без вчерашней злости. — Такое хоть кому доведись…
Он не договорил, и, прищурив глаза, уставился на озеро, словно видел там что-то, известное ему одному.
— Что же все-таки было? — спросила Ольга, придав голосу мягкость, доверительность, пытаясь вернуть его к разговору.
— Жену я потерял, — помолчав, ответил он, и, отрешенно опустив голову, посидел так молча. Потом повернулся к Ольге, сказал с горечью: — Машу… Марию Григорьевну.