Степан встал, увидев ее, натянуто улыбнулся, шагнул навстречу и остановился в нерешительности: видимо, не понял, к нему ли она идет, — вокруг было много отдыхающих. Но Ольга шла к нему.
— Доброе утро, — сказала она, стараясь придать голосу твердость, так не шедшую к ее розовому, смущенному лицу.
— Здравствуйте, Ольга Николаевна, — ответил Степан и тоже засмущался, и даже зачем-то потоптался, как бегун перед дистанцией.
— Ну, как вы? — спросила она, не найдясь о чем его спрашивать.
— Ничего… Спасибо, — ответил он в тон ей.
И случилось так, что не сговариваясь, они повернулись и пошли по аллее парка мимо групп отдыхающих, шли, похоже, не замечая их, занятые собой, тем банальным, ничего не значащим разговором, который ведется между двумя мало знакомыми людьми… Они еще стеснялись друг друга, и настоящего разговора не получалось, хотя прислушивались со вниманием к каждой фразе, пытаясь уловить в ней какой-то смысл; но фразы были простыми, короткими, как междометия: шел разговор о погоде, которая радовала всех — тепло, солнечно; о лодочной станции, начавшей наконец работать; о пляже, где уже не только смельчаки, но все, кто не боится воды, плещутся с утра до вечера.
Потом, свернув с аллеи, они пошли по лесу к озеру.
А вокруг них щедрилось лето — яркой зеленью, цветами, птичьими голосами; воздух густо пропах земляникой — она пряталась в траве вокруг пней, на веселых полянках. Степан разбирал траву, срывал осторожно веточки с красными ягодами, складывал в букетик, подавал Ольге. И та, рдея от его любезности, брала, благодарила, невольно проникаясь уважением к Степану, к его ненавязчивому соседству.
Озеро серебрилось, и на этом серебряном стекле вдали чернели лодки с рыболовами.
— Я любил порыбалить, побродить с удочкой по Деме. Лучше отдыха не знал… А теперь вот и реки у нас такой нет. Да и…
Степан не договорил, но Ольга и так поняла его.
Они посидели на уступе берега, там, где были вчера и позавчера.
Степан сказал:
— Это мое место. Я тут, как дома… Никто не мешает, сидишь, думаешь…
— О чем? — спросила Ольга.
— О разном… О жизни больше. Как жить дальше.
Ольга тоже думала раньше об этом. Хотелось чего-то, а оно не приходило, все оставалось по-старому: работа да комната в большом доме, детский сад да ее несложные обязанности медсестры, и пустые вечера, и тоскливые праздничные дни… А после — бросила думать, смирилась со своим положением, находила утешение в работе, в детях, которых любила, как и должна любить бездетная женщина. Но ничего не сказала Степану.
Они посидели, потом пошли вдоль берега, и так ходили, пока не пришло время расставаться. Ольга чувствовала себя легко, какое-то удовлетворение вызвала эта прогулка, хотя и не было ничего значительного ни в прогулке, ни в разговоре со Степаном…
И так повелось, что они каждое утро стали встречаться у знакомой скамьи, шли в парк, ходили по нему, спускались к озеру. Степан говорил, она слушала его негромкий голос, больше молчала, а когда отвечала ему, удивлялась себе: говорила со Степаном легко, свободно, даже покровительственно. И с каждым днем, все больше узнавая Степана, она проникалась уважением к нему, видя какой он добрый и отзывчивый на доброту человек.
Вечерами они уходили от шумных сборищ, сидели в аллее на скамье, или бродили вокруг клумб по песчаным дорожкам, набродившись, опять садились. Не было сказано ни слова о любви, о своих чувствах, вели себя как хорошие знакомые, даже как близкие люди, не позволяя себе ничего, что бы выходило за рамки уважения. Степан рассказывал, не стесняясь, как он встретился с покойной женой, как женился и жил, говорил о дочери, о матери…
К счастью Ольги, Сергей не приставал к ней больше. Он крутился подле румяной молодушки, с золотыми обручами в ушах, делающими ее похожей на цыганку.
И Людмила перестала приставать к ней, похоже, тоже увлеклась: Ольга видела ее в паре с тучным, высоким, уже седеющим дядей, но неутомимым плясуном, участником всех затей Маши.
Но вот как-то вечером, вернувшаяся из парка Людмила, еще не остывшая от танцев, от встреч с друзьями — от нее так и полыхало жаром, как от перегретой печки, — спросила Ольгу, взбивавшую подушку, готовящуюся ко сну:
— Ты, похоже, всерьез занялась этим мужичком из деревни?
Замерев на миг, потом бросив подушку в изголовье кровати, Ольга повернулась к Людмиле, сказала недовольно: