— Ваня! — улыбаясь, но с укоризной сказала учительница. — Я же тебе сказала, не разговаривать. Разговаривать можно тогда, когда я спрошу. Притом ко мне следует обращаться на «вы».
Я долго ломал голову: как это на «вы»? Но так ничего не придумав, бросил думать. В голову пришло другое: куда отец подевал мою шапку и пиджак? Вдруг они пропадут? Особенно жалко шапку. Я встал и поднял руку.
— Слушаю, — сказала учительница.
— Пойду посмотрю, где моя шапка.
В классе засмеялись, рассмеялась и Анна Николаевна.
— Сиди пока, — сказала она. — Вот перемена будет, тогда и посмотришь.
Я недовольно сел. Вскоре за дверями класса прозвенел колокольчик, учительница ушла, ребята побежали из класса в зал. Побежал за всеми и я — надо было найти шапку.
В зале ребятни — не протолкнешь, — бегают, кричат, и я с трудом пробираюсь к вешалке, разглядываю подряд пиджаки, кофты, шапки, а свою никак не найду, не дотянусь, вешалка высокая, не по моему росту. Кузя приходит на помощь — и вот радость: шапка висит на крючке в целости и сохранности.
После уроков Анна Николаевна провожала нас домой. Увидев на мне шапку, сказала, улыбаясь:
— Да ты в ней, как «Красная шапочка».
Ребята слышали ее слова и после стали меня дразнить, называть «красной шапочкой». Я не обижался, мне это прозвище даже нравилось.
Мать меня встретила во дворе радостным воплем:
— Гли-коте, гли-коте, кто это пришел? Да это школьник наш домой припожаловал.
Тут и тетка Варвара высунулась из сеней:
— Батюшки мои! И с сумкой! И в шапке-то какой баской!
Я не утерпел, рассказал матери, что чуть нашел шапку, думал — потерял. И мать посоветовала:
— Ты ее не оставляй на вешалке, бери с собой, клади в парту.
И верно: так и буду делать. Но тут же отказался от своего намерения: учительница не разрешит. Скажет: еще шапки твоей в классе не хватало!
Так кончился мой первый школьный день.
В нашей школе два класса, а учительница одна. Она измучилась с нами: пока сидит во втором классе, первоклашки тут ходят на головах, особенно которые постарше, а таких в нашем классе большинство — все выше и старше меня, мешают писать палочки и крючки в тетрадке, трясут парту. Я не выдерживаю, бегу к учительнице:
— Анна Николаевна, ребята опять шалят.
— Ах, они, озорники! — как бы сокрушаясь, но сквозь улыбку говорит учительница, глядя на мое встревоженное лицо, выпяченные в обиде губы, встает и идет со мной. В классе нашем устанавливается тишина, но зато после, когда учительница уходит, мне здорово достается от ребят. Хорошо, если только обзовут ябедой, а то и тумака дадут по лбу, или будут дергать за волосы, доведут до слез. «А не ходи, не жалуйся!»
Но где-то в начале зимы в нашем классе появилась новая учительница. Звали ее Нина Гавриловна. Была она молодая, одевалась в беленькую кофточку, черную юбочку, волосы убирала на затылке, как у нас говорят, в куфочку. Нам она понравилась, но особенно мне: так ласково говорила со мной, так, взяв мою руку в свою, красиво выводила в тетради буквы, что я влюбился в нее.
Придя домой, похвастался:
— А у нас новая учительница. Она меня писать буквы учила.
Тетка Варвара мыла крынки у печки. Выслушав меня, сказала:
— Она вас научит… Только незнай чему?
— А что? — обиделся я. Захотелось защитить учительницу от тетки Варвары. — Она хорошая, от нее духами пахнет.
— Духами… — Тетка Варвара помолчала, вытерла руки о запон. — От иё не однимя духами запахнет, а… Видать не здря выслали.
— Кого выслали? — не понял я.
— Да учителку вашу. Безбожницу.
Я ничего не понимал, хлопал глазами, повернулся к матери — может, она объяснит. Мать сидела на лавке, что-то чинила, кажется мои штаны, пришивала к ним заплату.
— Ссыльная она, — сказала мать. — Сослали ее из городу к нам.
Я не знал, что такое «ссыльная». Из слов тетки Варвары можно было заключить, «ссыльная», значит, опасная. Но ничего в Нине Гавриловне я опасного не видел, обыкновенная женщина, только городская.
Тут дядя Вавило вмешался в наш разговор:
— Какая есть, не нам судить. Начальство знает, кого прислать.
И это меня успокоило, я перестал ломать голову над тем, что такое ссыльная.
Как-то зайдя в лавку к дяде Всеволоду, сказал ему:
— А у нас новая учительница, ссыльная. Ссыльная, а хорошая, я ее нисколечко не боюсь.
Дядя Всеволод посмеялся:
— Дурачок! Ее бояться не надо, она плохому не научит, Нина Гавриловна — умная девушка.