— Не передергивай. В политграмоте немножко разбираемся.
— Видимо, плохо разбираешься, если ведешь себя так, будто один на свете, живешь на необитаемом острове. И это: мне, для меня, укомплектуюсь, кровь из носу, — откуда это все у тебя? Не от Сашки Шамина?
— Уроки жизни, гражданка.
Веру передернуло от его самоуверенного тона.
— Мне страшно слушать тебя, Николай! Это не уроки жизни, это честолюбие из тебя прет, как… как солидол из дырявой бочки.
Портнягин перестал есть, тяжело уставился на Веру.
— А ты кто такая, чтобы учить меня?
— Жена.
— Была у меня жена, да вся вышла.
— Кто же я тебе тогда? — изумилась Вера.
— Не знаю. Не имею понятия.
Вера нахмурилась. Это уже вовсе что-то новое, незнакомое ей в поведении Николая. Не такого разговора она хотела, когда ждала его с работы.
— Вот что, Николай. — Она едва сдерживала себя от желания закричать, может, разрыдаться, — так все это было дико — и разговор, и рисовка Николая. — Пошутил, и хватит. Не знаю, кто я тебе, но ты мне муж, и я советую завтра же вернуть на склад подшипник или принести накладную от Гаврилы Зотеевича. Если ты этого не сделаешь…
— Ты пойдешь жаловаться Попову? — усмехнулся Портнягин.
— Если ты этого не сделаешь, я пойду не к Попову, а в дирекцию совхоза, и расскажу там о твоем поступке… Мне это будет тяжело и стыдно, но я это сделаю!
С Портнягина слетело показное спокойствие, он с удивлением уставился на Веру. Вера сидела прямая, строгая, сведя брови над переносицей.
«Вот ты как со мной! — обозлился он. — Отказалась помочь, да еще нотации читаешь!»
Он пришел домой с надеждой, что Вера примирится с его поступком, поймет желание мужа работать на уборке лучше, чем он работал в прошлом году. Все же ему было жаль Веру, что-то похожее на угрызение совести мучило его, он знал ее характер, знал, что она будет переживать эту стычку, расстраиваться. Следовало, придя домой, встретить Веру улыбкой, веселой шуткой, может, поцелуем. И тогда все бы обошлось. Но как он к этому ни готовился, как ни настраивал себя, увидев Веру, не мог с собой поладить, что-то мешало заговорить с ней по-хорошему, внутри сидела, как кость, гордость, желание взять верх над женой, оправдать свой поступок. И пока говорил с Верой, перевивая это не ко времени пришедшее самолюбие, все ждал, что Вера сама догадается пойти на примирение, даст понять ему это. Но когда она стала поучать его, да еще угрожать дирекцией, злость на жену вновь поднялась в нем.
Оттолкнув от себя тарелку, он обтер губы и встал.
— Ну что же, — сказал он, стараясь казаться равнодушным. — Постараюсь облегчить твое положение. Мы сегодня же разойдемся, и ты с легким сердцем можешь ходить жаловаться на чужого тебе Николая Портнягина.
Он открыл шифоньер, достал чемодан и стал складывать в него белье, рубашки, костюм.
Вера окаменела: происходит что-то совсем невероятное! Ей надо бы броситься к нему, вырвать чемодан, не пускать никуда. Кажется, и Николай ждал этого, собирал свои вещи не спеша, а она сидела, как истукан, не понимала, что с ней творится. «Уходит… уходит», — стучало в висках. Совершалось страшное, чему нет ни названия, ни оправдания, а она молчала, уткнув глаза в пол.
Когда Николай стукнул дверью, она испуганно посмотрела на скобу, за которую он только что держался рукой, и уронила голову на подоконник.
И не было слез, не было мыслей, никаких желаний в ее вдруг ослабевшем теле, только жгла, кривила губы полынная горечь во рту.
3
Сашка с Костей в тот вечер не досидели до конца сеанса, ушли с половины.
— Умная картина, но не для нас, — заключил Сашка, когда за ними закрылась дверь клуба.
Был тихий теплый вечер и было еще светло, идти в общежитие не хотелось, они постояли, посмотрели на беззвездное небо, на притихший поселок, попыхали сигаретками.
— Может, прошвырнемся?
— Давай.
И они двинулись к парку, решетка которого белела в конце улочки, — там всегда табунились девчонки, можно было промотать вечерок не без пользы.
Не успели пройти и двадцати шагов, как увидели вышедшую из калитки Семину — рабочую мойки их мастерской. Тоська была в белом платье, выглядела шикарно, как в театре на премьере.
— Неплохая лошадка, — восхитился Сашка и ткнул в бок Костю.
Тот промычал что-то неопределенное.
— Вы куда, мальчики? — крикнула Тоська.
— Да так… гуляем, — ответил Костя.
— Тогда я вас беру в плен. Пошли, прово́дите меня.
Она подхватила их под руки, завернула обратно и потащила. От Тоськи несло теплом и духами.