Выбрать главу

Смерть освобождает людей от всего, что, пока они живы, отталкивает их друг от друга. Это делает траур чистой субстанцией; каждый, пребывающий в трауре, переживает особого рода просветление, которое прикрыто болью траура и остается незамеченным (некоторые буддийские учителя говорят, что каждый человек в своей жизни переживает просветление, хотя иногда – лишь на очень короткий промежуток времени).

Лидия Гинзбург могла бы назвать Орфеем своего Оттера, мучительно переживавшего то, что блокада отняла у него его тетю (для траура характер связи между людьми не имеет значения). Он бы хорошо вписался в череду других профанных Орфеев XX столетия.

В стихотворении Олега на вопрос Эвридики: «Кто сгубил и тебя, и меня, злополучную?» – дается ответ: жизнь.

Олег Юрьев

Ничего не осталось…

Ничего не осталось, только ветер горитв золотых волосах погибающих верб и в стволахкленов пунцовых и бледных растерзанных буков,мыльную реку из каких-то гранитных корытналивает заблудившийся терщик-аллах,и срывается с ветки луна, замяукав.
Ничего не осталось – ни себя, ни тебя,только поезд недвижен, уносясь по мостусквозь взвихренья шашлычной, закóпченной гари,только жизнь незаметная, нас погубя,отступает, еще не сыта, в черноту,и глаза ее негодяйские кари.

12 декабря

Люди спрашивают себя, чтó их загнало в ту или иную беду. Правильный ответ: да просто…

В дантовской «Божественной комедии» Адам рассказывает, что грехопадением было не собственно вкушение от запретного плода, а нарушение установленной границы. Возможно, здесь кроется объяснение того, в чем собственно состояла вина Орфея, когда он обернулся. Просто так получилось. Жизнь.

Адам, отведав плода, узнал, что он смертен.

Орфей, обернувшись, узнал, что Эвридика мертва. Было ли его ошибкой само это знание?

27 декабря

Пятый день в Эденкобене.

Через вайфай – в Ничто.

Сегодня иней – такой же, как тот, который однажды мы видели здесь вместе: можно понять, какие окна осенью не помыли, обледенелые разводы пыли блестят на солнце. Паутинные звезды на елях как рождественские украшения.

30 декабря

Почему я пишу это по-немецки. Мышление на языке, которого ты, будучи ребенком, не знал, в определенном смысле происходит в потусторонности; или, скорее, – между здесь и там.

Писать и думать на совершенно незнакомом языке – такая же абстракция, как смерть или время, предшествовавшее твоему рождению.

Общее для Олега и меня пространство остается русским. Я говорю изнутри этого пространства наружу. При пересечении границы язык становится другим.

2019

2 января 2019-го (собственно, 2018-го: я не могу покинуть этот год, да и не хочу. Это последний год нашего пребывания вместе).

6 января 2019(18) – го

Вчера исполнилось ровно полгода. Олег, понимавший язык чисел и дат, вчера (если бы 5 июля умерла я, а не он) написал бы что-нибудь по этому поводу (если бы он вообще вел подобные записи, в чем можно усомниться). Мне даты всегда были безразличны. А теперь?

15 января (2019-го, ничего не поделаешь, 2019-й все-таки наступил. Я смотрю на измеримое время, я говорю: 2018-й, 2019-й. Я не знаю, чтó это значит. Мой последний день – 5 июля 2018-го). Nunc stans, застывшая вечность умерших, которую те, кто пребывает в трауре, носят в себе.