Через два десятилетия после Федорова и не зная о нем, Тейяр де Шарден разработал поразительно схожее видение будущего. Он хочет соединить католическую теологию (у Федорова эта роль отводилась русской православной вере) с «трансгуманистической» эволюцией. Как если бы существовала совокупность сообщающихся мыслительных сосудов, или, если воспользоваться термином Тейяра де Шардена, ноосфера – место аккумуляции духовных свершений человечества, вокруг которого он конструирует свою модель мира. Представление о «ноосфере» восходит к идеям русского ученого Владимира Вернадского (которого тоже причисляют к красиво звучащему, но имеющему весьма неотчетливые контуры понятию «русский космизм»), чьи лекции Тейяр де Шарден посещал в 1920-е годы в Париже.
Наверное, Федоров и Тейяр де Шарден всегда должны упоминаться как первопроходцы, когда мы говорим о трансгуманизме.
Для них обоих искусственное – это лишь дальнейшее развитие естественного. Они, следовательно, очень рано предсказали и вчерне сформулировали идеи позднего XX века, относящиеся к феномену киборга.
Тейяр де Шарден: «Чтобы оценить человека в его подлинной зоологической ценности, мы не должны так абсолютно, как мы это делаем, в нашей перспективе отделять друг от друга „естественное“ и „искусственное“, то бишь не должны рассматривать корабль, субмарину, самолет вне их глубинных взаимосвязей с трансформациями животного мира, приведшими к появлению крыльев или плавников. <…> Один и тот же индивид может попеременно быть кротом, птицей или рыбой».
Федоров: «Человек будет тогда носить в себе всю историю открытий… <…>.
<…>…то, что в нем существует в настоящее время мысленно, или в неопределенных лишь стремлениях, только проективно, то будет тогда в нем действительно, явно, крылья души сделаются тогда телесными крыльями».
Глагол «trasumanar» изобретает Данте в «Рае», чтобы объяснить, как он взором Беатриче был вознесен в небо; точнее, он объясняет, что объяснить это невозможно: «Trasumanar significar per verba non si poria» («Объяснить словами, что значит трансгуманировать, невозможно»).
А мы сегодня можем это объяснить? Что такое инаковость трансгуманирующего? Станет ли транс- и постгуманизм эрзац-религией (или новой религией)? Принесет ли он с собой новые притеснения и новую селекцию людей? Или – наоборот? Ставят ли перед нами пост- и трансгуманизм действительно новые вопросы? Едва ли. Оптимистические утопии всегда разрабатывались пессимистами.
Забастовка в ноосфере
Тейяр де Шарден говорит о «забастовке в ноосфере» как о реакции на бессмысленность: если бы не существовало никакой цели, к которой стремятся жизнь и эволюция, тогда вопрос, зачем это все, был бы оправдан. Рефлектирующий взгляд, возникший в ходе эволюции – «сознание, которое в какой-то темной Вселенной пробуждается к мышлению», – было бы тогда вправе сразу же эту эволюцию осудить: «…а это, опять-таки, означало бы бунт, на сей раз уже не только как искушение, но и как своего рода долг». Тейяр де Шарден, однако, видит указания на некую цель, которые позволяют продолжать бессмысленное для здравого человеческого ума дело сохранения человеческой цивилизации: «веяние, которое влечет к себе нас всех своим живым сродством с великолепным осуществлением какого-то чаемого нами единства».
Когда Тейяр де Шарден спрашивает себя, чтó придет в конце эволюции (который он предвидит), то по поводу пункта, касающегося полетов в космосе, он настроен скорее скептически: «Будем ли мы способны в этот час достигнуть других центров космической жизни <…>? – Или же мы, не покидая Земли, переместимся на какую-то новую поверхность онтологической дискретности <…> – Вероятнее всего, произойдет совершенно иное – о чем можно мыслить, только учитывая духовное воздействие Бога».
Утопия Федорова гораздо конкретнее, его видéние – это воскрешение всех умерших и завоевание космоса. Муза Истории любит рифмы: Федоров, который стоял у истоков мечты о космических полетах, был внебрачным сыном одного из князей Гагариных.