Присутствуют ли в них вообще какие-либо чувства, кроме самоуслаждения во всех степенях и видах? И, наконец, – нужны ли мы с вами им, как две друг другу прямо противоположные сущности с резко очерченными индивидуальностями? И не должны ли мы с вами пойти навстречу имеющему совершиться факту…
– И не слиться ли нам с вами в одно целое?.. – радостно вскричал Порок.
– Ура! какая великая идея!.. Какая идея!.. Сударыня, это идея!.. Это даже не идея, а откровение, а… нечто грандиозно глубокое, не имеющее себе определения на языке Порока и в устах Добродетели.
– Позвольте, милостивый государь!..
– Сударыня, будет!.. Мне ясно, что я должен сделать, да, я понимаю свою задачу! Сударыня, я прошу вашей руки и сердца, если у вас есть ещё сколько-нибудь сердца!.. Сударыня… да?..
Поражённая Добродетель отшатнулась в сторону и в ужасе воздела руки к небу.
– Милостивый государь!.. – едва нашла она в себе сил прошептать в ответ Пороку.
– Решено, сударыня?.. Уф!.. Какая прекрасная перспектива открывается перед нами этим браком!.. Соединённые узами, мы почием на лаврах и с усмешкой будем взирать на человечество, уже окончательно освобождённое от представления о хорошем и дурном, о злом и добром, на человечество, блуждающее по лесу недоумения и свободно совершающее всё, что ему угодно. Сколько в первое время будет трагикомических курьёзов! Сколько замкнутых сердец распахнётся, и сколько извергнется низменных желаний, скрывавшихся до сей поры за заслонкой совести! Добрый и злой дружно поедут в паре к заветной цели – к покою ума и души. Весь земной шар обратится в один грандиозный свинятник и, наконец, успокоится! Успокоимся и мы с вами в объятиях друг друга и пребудем до века покойны и счастливы! А с другой стороны, пожалеем же и человеческое сердце, расколотое надвое и утомлённое борьбой белого с чёрным. Пожалеем его, сударыня!..
Слишком долго оно воюет само с собой, слишком мало смысла и толку в этой войне, – пожалеем его, сольёмся во единое, нераздельное существо и, уничтожив долгим, страстным поцелуем чёрное и белое, создадим одно необъятное, всепроникающее серое!..
Сударыня, да?..
Добродетель безмолвствовала. Оскорблённая сначала предложением Порока, она постепенно утопила это чувство в море утилитарных соображений и к концу речи Порока уже не чувствовала ничего, кроме желания – как можно прочнее гарантировать себя от возможных в таком важном вопросе ошибок.
– Милостивый государь! прежде чем принять ваше предложение, я считаю нужным всесторонне осветить его себе и вам.
– Вы просите неделю на размышление? Гм, – простите, но у меня слишком много данных сомневаться в том, чтобы из ваших размышлений вышло что-либо пригодное.
Добродетельные размышления!?. Э!?. – и Порок скептически улыбнулся…
– Нет, милостивый государь, всё-таки!.. Вы, конечно, уже знаете, что на иной брак, кроме законного, я не могу согласиться…
– Гм… чёрт меня возьми! Однако это выходит у вас классически глупо и шаблонно…
Падите хоть на сей раз в объятия Порока без излишних церемоний!.. Ведь вы падёте, и я паду, – и не будет ни вас, ни меня, – будет общий кавардак представлений – и только! Мы как бы выходим из жизни, предоставляя людям ведаться самим с собой, как им будет угодно. Вы справляетесь о вещах, положительно не стоящих внимания. Ещё справку о материальной обеспеченности я допускаю, но взгляд… Гм… гм… – Тут Пороку пришла на ум блестяще порочная мысль, и он вдруг заключил Добродетель в свои грязные или, вернее, пошлые объятия.
– Милостивый государь! – в ужасе вскричала Добродетель, испуганная неожиданным оборотом дела.
– Сударыня, вы, кажется, хотите остаться добродетельной? – убедительно ворковал Порок и, ошибкой поцеловав её в нос, отплюнулся.
– Гнусный!.. Пошёл прочь!.. – рявкнула Добродетель и вырвалась из объятий Порока.
– Итак?.. – хладнокровно спросил Порок, мало смущённый этой сценой.
Добродетель, сверкая глазами, гордо молчала.
– Значит?!. – усмехнулся Порок…
– На ваш пост, милостивый государь!.. – властно сказала Добродетель.
– Так на кой же чёрт вы завели эту идиотскую беседу, сударыня?.. – злобно крикнул Порок…
– Вы забываетесь!.. – грозя ему пальцем, отвечала Добродетель.
– Ну… и что же теперь?.. Будем снова канителиться?.. Хорошо, – будем канителиться… Пусть будет так, – но это глупо и ненужно. Люди, если мы сами им не поможем придти к одному знаменателю, не дадут нам покоя, – они будут истязать и насиловать нас. Нам нужно слиться, нам нужно слиться в едино, – это моё мнение. Но – до свиданья!.. Я иду!..
И он ушёл на свой пост, а она осталась стоять на своём. И когда он шёл, то напевал про себя вполголоса:
Кругом всё было тихо… Изумлённо мигали звёзды в небе, и порой мимо их во все лопатки пробегали куда-то тучи. И когда они пробегали, то звёзды стыдливо скрывались за ними, и луна, широко раскрыв рот, смотрела на землю, и её физиономия была гораздо [2 – 3 слова не разобраны]. А в морщинах неба появились крупные капли пота, выступившего от напряжённого ожидания конца этой грустной сцены, и, холодные, тяжёлые, падали на землю и на моё чело. А я сидел в кустах моей фантазии, и сердце моё сочувственно сотрясалось по адресу жалкого Порока и бедной Добродетели. И вот я решил сообщить вам, милостивые государи и государыни, о их печальном положении и, в свою очередь, в ваших сердцах вызвать сочувственное сотрясение по их адресу и тем напомнить вам о необходимости для жизни поступков цельных, крупных и дело жизни оживляющих.