Когда они оказались на улице, то обнаружили, что дождь прекратился, чего Астрид даже не сумела заметить за время собеседования, что прошло быстрее, чем она ожидала. Вода продолжала бежать вниз по крышам и стекать по хрупкому стеклу окон, но более их ничто не сотрясало с той же сокрушительной силой, как дождь.
Дорога была усеяна глубокими лужами, вода задержалась между булыжников, неровная поверхность которых стала гладкой и скользкой. Астрид делала глубокие вдохи, находя в свежем воздухе необходимые облегчение и свежесть, невзирая на то, что тот был полон сырости. После дождя всегда дышалось легче. Особенно утром, когда день ещё только начинался.
Переобувшись в резиновые сапоги, что Эдит заботливо им дала им с собой, они направились прямиком в закусочную, где Астрид неожиданно заявила отцу, что хотела бы немного прогуляться. Его это сумело удивить. Её почему-то тоже. Оксфорд совершенно не впечатлял девушку, но что-то внутри неё хотело здесь остаться подольше. Может быть, потому что это было ещё одно место, где жил призрак матери, постоянно ускользающий у неё из-под носа. Астрид бы ухватиться за край его неуловимого существа и пропустить через себя вместе с холодом, что в жаре горячечного незнания был бы упоительным.
— Боюсь, чтобы мы успели выехать из города к началу следующего ливня, — мистер Кромфорд через запотевшее окно пытался рассмотреть небо, на котором пока не было видно ни единой тучки. Наружу показалось теплое весеннее солнце, заставляющее людей покидать свои дома и лениво выбираться наружу.
— Дождя больше не будет, — уверенно заявила Астрид, будто никто другой, как она управляла погодой, что напрямую зависела от переменчивости её настроения, а не наоборот. — К тому же, если уж и начнется, можем остаться ещё на одну ночь. Не вижу в этом никакой проблемы, — хмыкнула девушка, пожав тонкими плечами.
Оксфорд всё ещё казался ей слишком маленьким. Её свободолюбивой душе не хватало пространства. Брусчатые улицы здесь были слишком узкими, дома — низенькими, а люди будто бы слишком внимательными. Они смотрели и замечали, словно не могли упустить из виду, что она была здесь чужой. Их рассеянные взгляды не нравились Астрид, поэтому она пыталась в большей мере обращать внимание на архитектуру, что также не радовала глаз.
Всё здесь было старым и скучным. Не большая любительница истории, Астрид не могла замечать её живого отражения. Девушку не впечатляли факты, легенды или выдуманные кем-то давным-давно поверья и сказки, которыми город гордился, передавая из поколения в поколение, как семейную реликвию, что на самом деле ничего не стоила. Ей было всё равно на королей, ученых и деятелей искусства, которые были почетными выпускниками Оксфорда, покуда ни с одним из них она не была знакома. Всё, что её окружало, Астрид воспринимала, как должное, не находя времени задумываться о том, что за каждой вещью, идеей или даже мыслью в её собственной голове стояло имя, которому не было места на затворках памяти. Тем не менее, девушка отчаянно хотела иметь значение сама, что было единственным, с чем она пыталась бороться, как и с попытками прыгнуть выше своей головы.
Больше всего, Астрид было интересно, ступала ли её мать так же, как теперь она, под руку с отцом теми же улицами. Что ей было до всех именитых людей вместе взятых, когда имела значения лишь женщина, чье имя было частью её. Девушка не помнила очертаний лица женщины, но всё же пыталась её вообразить, как будто была ею сама, что было напрасно. Даже в изменчивой памяти мама оставалась недосягаемо далеко настолько, что Астрид даже из воспоминаний её было не достать, как бы сильно не пыталась напрячь ум. Сердце помнило намного больше, но увидеть эмоции и чувства девушка не могла, поскольку оставалась всего лишь человеком.
Она пыталась внимательно слушать рассказы отца в надежде, что он обмолвиться, как это случилось несколькими днями ранее. Одно короткое упоминание женщины, будто позволило ей лишний раз убедиться, что она была настоящей, а не выдуманной богатым воображением, которым девочка часто развлекала себя в детстве. Разговоров о женщине было настолько мало, что Астрид не всегда была уверена, будто та, действительно, когда-либо существовала. Жизнь матери превратилась для неё в фольклор, что девушка собирала по крупицам, находя общую картину в собственном лице.
Вопреки её жаркой и отчаянной немой мольбе отец ни разу не оступился. Ещё ребенком она слышала и не раз истории про слепого мистера Клаффина, которому отец помогал печатать книгу, дурацкий клуб «Тринадцати загадочных случаев», поднятый в библиотеке мятеж в честь прав женщин, украденный из редакции студенческой газеты фотоаппарат и закрытые торжественные встречи дома у одного из преподавателей искусств. Всё это было очень интересно и увлекательно, но не тогда когда рассудок Астрид был помутнен новым прежде неизвестным сведеньем о матери — она училась в чёртовом Оксфорде вместе с отцом.