Когда девушка сорвалась с места, намереваясь вернуться в свою комнату, он хотел пойти следом за ней, только бы уйти от Эдит, которая внезапно для себя заставила его остаться. Её ладонь вдруг легла на его плечо и легонько сжала, пригвоздив к месту. Мистер Кромфорд будто бы оказался в ловушке, но ни одна доселе не была ему страшна. Он знал наверняка, как выбраться и с этой и вернуть всё на круги своя, но Астрид было неинтересно, как он сделает это снова.
— Оставь её в покое, — устало произнесла Эдит. В её голосе не было ни мягкой просьбы, ни твердой настойчивости — всего лишь усталость, которой было не время с утра.
Астрид громко хлопнула за собой дверью, отрезав себя от остального мира. В сущности, эта комната и была всем её миром, замкнутым в четырех стенах, в которых зачастую девушке было тесно. Казалось, ей было мало и целого дома, и города, и земли, и всё ей было ограничением. Свободолюбивой душе было тесно даже в теле, в клетке которого она отчаянно билась, не находя покоя. И всё же эта комната была единственным местом, каждый дюйм которого был её и ничьим другим личным пространством, нарушать которое она позволяла не каждому.
Места в ней было не так уж много и по мере того, как Астрид становилась взрослее, его становилось всё меньше и меньше. Шкаф ломился от вещей, из-за чего стену стал подпирать ещё и громоздкой комод. Когда кровать стала маленькой, она умолила отца купить ей двуспальную, да ещё и с балдахином, что заняло большую часть свободного пространства. Столик у окна, зеркало в полон рост, кресло, торшер и несколько полок для безделушек, мягкий пуф, картины. Под кроватью, на столе или посреди комнаты на полу можно было ненароком наступить на выпавшую из волос заколку, найти забытую резинку, рассыпанную мелочь или сложенные вдесятеро записки. Её хаос был упорядочен. Казалось, Астрид нарочно оставалась небрежной. Сохраняя беспорядок в комнате, она забывала о беспорядке в голове, который было намного сложнее держать под контролем.
Прежде в комнате убиралась Эдит, но едва Астрид исполнилось шестнадцать, как она запретила ей это делать. Она намеривалась вовсе поставить на дверь в свою комнату замок, но отец грозился в противном случае оставить её вовсе без дверей, из-за чего пришлось сдаться. Впрочем, когда зачастую девушка так же хлопала дверью, запираясь внутри, её никто не донимал. В комнате Астрид были действительны исключительно её правила и порядки, что она ясно дала всем понять ещё с детства.
Астрид не могла представить и, впрочем, даже не пыталась, как однажды оставит и дурацкую комнату, забрав оттуда все вещи, и дом, бросив отца и Эдит наедине друг с другом. В будущем её должно было ждать не только новое пристанище, но и другая фамилия, ради которой девушка вынуждена будет уступить своей. Ей было всего девятнадцать, но действительность дышала ей в затылок. Никто и никогда не принуждал и не готовил Астрид к замужеству, но разве сама она не должна была догадаться, что однажды оно станет неизбежным, как рок, встретивший её на извилистом жизненном пути?
Отец ни разу не заводил с ней разговоров об этом, хоть и сам уже был дважды женат. Ни пример матери, лик которой давно стерся с памяти, ни Эдит, мягкосердечность которой вызывала смесь отвращения и жалости, не были вдохновляющими. Пока замужества не было в ближайших перспективах её будущего, мысли о нем не занимали Астрид. Она не испытывала ни приятного волнения, ни покалывающего подушечки пальцев страха, покуда даже не задумывалась, что это действительно её однажды ждало.
Она не осознавала того, но ей повезло, что отец не навязывал ей своей воли. Он никогда не пытался подавить в ней бунтарство, своенравие и заносчивость, что были более всего ненавистны многим мужчинам. У Астрид не было шанса стать образцовой женой, покуда её к тому не готовили. Вместо того, чтобы быть мягкой и податливой, как глина, из которой будущий муж мог слепить себе собственную Венеру, Астрид была крепким камнем, отсечь ненужное в котором мог лишь по-настоящему талантливый, терпеливый и усердный человек, которых было ещё поискать.
Астрид испытывала чувство тревоги перед мыслью о том, что однажды сможет стать похожей на Эдит. Порой ей было сложно понять, меняла ли так сильно любовь человека или же дело было исключительно в пуританском строгом воспитании. Пусть Эдит и заверяла, прежде всего себя, в своем счастье от брака, но на самом деле была им же угнетена. Мистера Кромфорда нельзя было назвать плохим человеком, но мужем он всё же был отвратным. Астрид не хотела верить, что с её матерью он вел себя также. Впрочем, это не меняет того, что именно она была виновата в том, что её теперь не было с ними. Это было единственное, что Астрид знала наверняка, хоть и было бы к лучшему, чтобы забыла, как и саму женщину.