— Ты не должен жениться и заводить детей, если не хочешь, и вправе выбрать работу, что будет по душе. Ты можешь сам создать свою жизнь, когда моя во многом в руках возбужденных фанатиков вроде тебя, ограничивающих мою свободу ожиданием, что я буду не больше, чем «красивой, кроткой и милой», — Астрид умолкла, только чтобы сделать последнюю затяжку, прежде чем потушила окурок и выбросила. — История не дает женщинам шанса быть слабыми, но мир продолжает вынуждать их притворяться такими. Женщины не пытаются быть ровней мужчинам, они лишь хотят открыть им глаза на то, что всегда ею были, — она вышла вперед, и незнакомец невольно последовал за ней, чрезмерно вовлечен в разговор, в отличие от девушки, которой не терпелось его прекратить. — Чёрт, мне пора, — Астрид резко схватила парня за запястье, как только краем глаза заметила время на его наручных часах. Присмотревшись внимательно, решила, что должна поспешить. Внутренний порыв нетерпения оказался сильнее любых доводов рассудка.
— Но мы ещё не закончили, — парень посеменил за ней, распрощавшись в мгновение ока с планами, в которые Астрид, очевидно, не вписывалась. Она даже не намеревалась привлекать его внимания, оставаясь не больше и не меньше, как собой. — Как тебя зовут? — вот он вопрос, которого она ждала с самого начала. Очевидно, теперь был не своевременным. Впрочем, если бы незнакомец додумался начать с него их незатейливый разговор, Астрид всё равно слукавила бы, выдав ему какое-угодно имя, но только не своё.
— Зачем тебе моё имя? Напишешь заявление в полицию нравов? — она быстро отыскала глазами автобусную остановку, находившуюся всего-то через дорогу. Единственным препятствием было лишь, что нигде поблизости не было ни пешеходного перехода, ни светофора, что обезопасили бы её внезапную спешку.
— Ты могла бы присоединиться к дискуссионному клубу, заседания которого проходят в библиотеке каждую среду в половину пятого вечера, — он словно упрямо не замечал её метаний. Машин вокруг не было, и Астрид ничего не стоило перебежать через дорогу, вот только сковывающий страх, рожденный в тумане старого воспоминания, всё же мешал в этом. Она боялась даже ступить на дорогу, не говоря о большем. Бесстрашие девушки растворялось в незабываемом впечатление, сопровождавшим её с того самого дня, когда она в последний раз видела мать в живых. — Похоже, ты не такая смелая, какой хочешь казаться.
Астрид не заметила, как парень схватил её за руку, и резво потянул за собой, пересекая дорогу. Она чуть было не закричала от испуга, но голос застрял где-то посреди горла, свернувшись в комок. Когда прямо позади них прошмыгнула машина, девушка вовсе ощутила во всем теле неприятную дрожь. Её ладони вспотели, губы задрожали, перед глазами всё будто расплылось. Страх открытой дороги был укоренен в ней ещё с детства. Поскольку возвращал лишь к одному дню, напоминание о котором было с оттенком въевшегося с тех пор под кожу чувства вины.
— Идиот, — она ударила парня в плечо сжатой ладонью. Похоже, Астрид не пожалела сил, поскольку незнакомец тут же зашипел от боли. — Иди к чёрту и ты, и твой дискуссионный клуб. Если в нем участвуют лишь люди, похожие на тебя, то мне там делать нечего, — сложив руки впереди себя, Астрид быстрым шагом направилась в сторону автобусной остановки.
— Сама иди к чёрту, — бросил вслед. — Тебе нет места среди нормальных людей.
Она не стала возвращаться, чтобы уточнить, каких людей он называл «нормальными». Относилось ли это обозначение лишь к мужчинам или всё же некоторые женщины тоже его заслуживали? Если и так, то за какие заслуги? Чем она была хуже их? Что вообще тогда могло отличать «нормальных» женщин от безумных?
Вместо того, чтобы тратить на это время, Астрид подняла в воздухе руку с вытянутым средним пальцем. Ей было безразлично, если это было неприлично, грубо, вовсе «не по-девичьи», потому что, как отец её и учил, она стояла за себя, даже если порой в чем-то и не была права, что не так часто осознавала в силу дающий о себе знать время от времени заносчивости.
Заняв место в автобусе, она задумалась, насколько странным был и этот разговор, и сам парень. Интеллигентно порядочный с виду молодой человек с устарелыми взглядами на жизнь, её порядки и ценности. Упрямый в своих суждениях, он пытался навязать их и ей, как единственно существующую истину, в которой был неоспоримо прав. Обиженный, угнетенный, раздраженный, у него должно быть были свои причины так сильно ненавидеть женщин — неприятный опыт из детства, воспитание или же неутешительная действительность. У него могло найтись много оправданий, но вряд ли хоть одно из них могло быть исчерпывающе справедливым. Он был не единственным в своем роде, и это во многом угнетало.