Её отец был таким же. И дело было не в том, что он говорил, а как поступал. Мистер Кромфорд был сторонником контроля и власти, которых никто не мог взять над ним. У Астрид никогда не было причин чувствовать себя под его бдительным надзором, поскольку в свободе девушка не знала меры и ни за что не дала бы её ограничить кому-либо. Невзирая на это, только ему было под силу после очередной глупой проделки или крайнего непослушания запретить девушке что-то, запереть дома, обделить или же наоборот принудить. Астрид осознавала, что подобное было во власти всех родителей, но всё же не могла избавиться от призрачного чувства, что отцу было позволено больше. Дело было не в его возрасте, статусе или состоятельности. Он был лучше неё в том, в чем она никогда не смогла бы преуспеть, и это дразнило самолюбие и разжигало взбалмошность.
У него на всё была отговорка, всему он мог найти причину или объяснение, почти на все вопросы находил ответы. Астрид тоже пыталась быть не менее находчивой в собственно выдуманных отговорках, объяснениях и ответах, что зачастую было напрасно, покуда отец был заведомо знаком с правдой, что всегда заставляло её задаваться вопросом — откуда и как? Порой его удавалось провести или, по крайней мере, ей так хотелось думать. Нельзя было исключать, что мужчина просто закрывал глаза на исключительные неурядицы.
Наибольшая власть отца над ней продолжительное время заключалась в его памяти об матери. Он знал, что чувство вины было единственным уязвимым местом Астрид, и хоть не пренебрегал в его злоупотреблении, но всё же бессознательно манипулировал им. Девушка упрямилась бы до последнего не ехать в чёртов Оксфорд, как отец против воли выдал, что там училась её мать, что стало достаточно веским аргументом против любых доводов, стершихся с ума в ту же секунду. Астрид была уверена, что воспоминание о женщине не было намеренным, в большей мере выпаленным сгоряча, но ведь именно в бессознательном и была власть отца над ней. Он помнил и знал то, чего не доставало ей, ограничив в том намеренно.
Кроме того девушка испытывала всё большее сожаление по отношению Эдит. Должно быть, мистер Кромфорд чувствовал и знал природу её сковывающей по рукам и ногам любви, чем одновременно умело пользовался и беспечно пренебрегал. Он не удерживал её рядом, но это против голоса здравого рассудка делала сама Эдит, за что, наверное, ждала, в меньшей мере, благодарности. Мистер Кромфорд же, не испытывая в ответ той же глубокой привязанности, скорее терзал своей скупой, ограниченной любовью, нежели тешил. Астрид знала, что отец в отличии от Эдит любил её искренне и безо всяких причин, но был ли он после смерти первой жены влюблен хоть в кого-то, было настоящей загадкой, ответ которой казался, тем не менее, очевидным.
В любви Эдит к мистеру Кромфорду Астрид не сомневалась. Было очевидно, что она вышла замуж не по слепому расчету и выгоде, а из искренности испытываемых чувств, что по большей мере были самозабвенно пугающими. Казалось, она приняла бы мужчину не только после измены, а даже если бы он убил всех её близких. Мистер Кромфорд был для неё сродни маяка, когда она оставалась не более, чем ещё одним причалившим к берегу кораблем, поплывшим на свет. И даже то, что Эдит стала его законной женой, как оказалось, не давало ей никаких преимуществ. Скорее обрекло её на проклятие.
По мере приближения к офису отца, Астрид рисовала в голове всё более красочные картины ещё не увиденного. Может быть, срочность была в том, что его любовница оказалась беременной, и теперь намеревалась требовать, чтобы он бросил Эдит? Или же ей было достаточно лишь денег, которыми он мог откупиться? Может быть, она вознамерилась его бросить, потому что он на самом деле был у неё не один? Может быть, она просто хотела с ним увидеться, невзирая на риск, что лишь сильнее разжигал кровь? В голове девушки вспыхивали всё новые и новые сюжеты, каждый из последующего казался вероятнее предыдущего. Мысли о том, что это могла быть вовсе и не любовница, Астрид заведомо отклоняла.
Её охватила паранойя, перехватившая дыхание, с которым становилось всё труднее справляться. Астрид испытывала возбуждение, в котором было мало будоражаще приятного. Разговор с незнакомцем лишь сильнее вскипятил её кровь, избавив остатков сомнения, как стоило поступить. Личная жизнь отца не была её делом, но Астрид не хотела оставаться в стороне от происходящего, даже если это не касалось её напрямую.
Сверив часы у входа в здание, она выдохнула с облегчением. Согласно мысленным подсчетам Гленда должна была уйти пятнадцать минут назад. Теперь, по крайней мере, было очевидно, что виновницей беспокойства Астрид была не она. Если только они не играли с мистером Кромфордом в какую-то странную извращенную игру.