Когда мистер Кромфорд приехал за ней раньше не только полуночи, но и ужина, что Астрид привыкла проводить в компании чужой семьи, где её принимали по-домашнему тепло, она преждевременно про себя решила, что всё наконец-то закончилось. Мама должно быть наверняка ждала её дома. Скорее всего, угрюмая, смутная и обессиленная, но всё же живая и здоровая. Астрид никогда так не терпелось встретиться с ней, как тогда. Наверное, до того времени они никогда не разлучались надолго. Прежде она не ценила присутствия женщины рядом, но теперь не была намеренна отходить от неё и на шаг. Об этом ей не мешало думать задумчиво серьезное выражение на лице отца, который за всю дорогу не сказал ей и слова.
Оказавшись дома, Астрид первым делом ломанулась в родительскую спальню. Постель была убрана, вокруг не было и следа женщины. Мистер Кромфорд последовал за ней и не успел произнести и слова, как девочка принялась рыскать по другим комнатам, будто играла с мамой в прятки. Она звала её, испытывая всё большее недоразумение от отсутствия женщины. Обманутая собственным ожиданием, которому поверила так легко, как только дети верят в сказки, Астрид решительно не могла понять, почему всё было не так, как она придумала. Где же была мама?
Когда она устала бегать и искать, вернулась в гостиную, где отец сидел на диване. Опустив тяжелую голову на руки и спрятав лицо в ладонях, он тяжело дышал.
— Где мама? — спросила без осторожности и учтивости. Стала напротив мужчины и испепеляла его взглядом, требуя не столько ответа, сколько каких-нибудь действий. Например, он мог бы вернуть всё, как было, лишь по щелчку пальцев, исправив то, что Астрид по небрежности своей разрушила. Папа должен был это сделать. Он ведь мог всё, не так ли?
— Её нет. Её больше нет, — произнес тихо, глухо, будто говорил про себя. Подняв голову, мужчина смотрел прямо, будто не замечал Астрид и следа встревоженности на её лице, оставленного его словами. — Сделать тебе тост в абрикосовым джемом, или лучше поужинаем в ресторане? — его темные глаза встретились с её. Девочка замерла не в силах пошевелить языком. Он присох к нёбу, когда дыхание перехватило от возмущения. Её лицо побагровело, маленькие ладони крепко сжались, чтобы упиться ногтями под кожу. — Её больше нет. И куда она ушла? — продолжал бормотать, поднявшись с места.
Они поужинали вместе в ресторане, где прежде появлялись втроем. Затем отец повел её в кино, а после свернул в бар. За всё время Астрид не произнесла и слова, что было на неё непохоже. Девочка ничего не съела, и фильм совсем не помнила, и как они оказались в баре тоже. Лишь оставленная на самопопечении без внимания родителя, она пришла в себя. Когда Астрид принялась умолять отца вернуться домой, он уже был изрядно пьян.
Они больше не говорили об этом, поскольку отца она видела не так часто. Когда Астрид просыпалась, его зачастую не было дома или же он крепко спал на диване в своем кабинете. Вернувшаяся из небольшого отпуска экономка готовила ей завтрак и отводила в школу. Оттуда на машине её забирал дядя и отвозил домой, где отца уже точно не было. Сперва Астрид упрямилась садиться ужинать без него, поэтому часто оставалась без ужина вовсе. Мистер Кромфорд возвращался домой поздно ночью, пьяный и уставший. Заваливался к себе в кабинет, громко хлопал дверью и затем уже не давал о себе знать до следующего дня.
Астрид знала о смерти больше, чем следовал ребенку в её возрасте. Впервые узнав о самом смысле этого слова, оно занозой вогналось девочке под кожу и болело, заражая кровь. Едва бабушка объяснила, что жизни каждого приходит конец, как девочку объял страх перед будущем, сулившим единственный неотвратный исход. Астрид боялась умереть, испытывала панику от одной мысли об этом и дрожала от волнения. То, что было неизбежным, было для неё самым пугающим. Ведь, что бы она не делала, всё сводилось к одному.
Страх перед смертью отпустил девочку, когда отец ограничил её посещение родительского дома. Стоило Астрид прочитать на одном из семейных вечеров холодящий кровь в жилах стих, полон недетского глубокого отчаянья, как мистер Кромфорд сразу распознал влияние матери, воспитывавшей и его в тех же традициях. Пока не стало слишком поздно, он вырвал дочь из её цепей и предупредил, если та продолжит забивать голову Астрид лишним, то вовсе избавит женщину общения с внучкой.
В суете дней она быстро выбросила всё из головы, оставив мысли о смерти на затворках подсознания, откуда те показывались время от времени среди глухой ночи или же когда она оставалась одна в доме. Но, пока Астрид не столкнулась со своим страхом лицом к лицу, она не ощущала его силы в полной мере. Поэтому когда мама так и не вернулась домой, а папа приходил лишь поздней ночью, девочка всё равно отказывалась верить в худшее. Заверяла себя, что состояние матери оказалось сложнее, чем отец не хотел её обременять, но не более того.