— Я не могу этого прекратить! Ведь это всё я! Это всё сделала я! — она будто не чувствовала молний, что метали глаза отца. — Мама мертва из-за меня. Я убила её.
— Астрид! — его голос напоминал раскат грома.
— Я не должна была…
— Астрид! — казалось, он едва держал себя в руках, но девочка не могла того заметить.
— Я всё разрушила…
Вместо того, чтобы произнести имя дочери в третий раз, мистер Кромфорд поднял руку и дал ей звонкую пощёчину, что заставила не только в мгновенье ока замолчать, но и свалиться с ног. Закрыв глаза, он пытался перевести дыхание и, наверное, осознать произошедшее, когда Астрид спрятала раскрасневшееся лицо в ладонях и принялась плакать, вот только в этот раз тихо, не издавая ни единого звука.
— Чёрт, прости, — рассеяно прошептал, опустившись вниз. — Прости, но всё это сводит меня с ума, — он прижал её податливое тело в крепком объятии. Отняв руки от лица, Астрид даже осмелилась нерешительно обнять родителя в ответ, уткнувшись влажным носом в его грудь. — Это всё для меня слишком. Должно быть, как и для тебя, но мы должны вместе с этим справиться. Мы должны обо всем забыть. Стереть с памяти, будто ничего и не было, ладно?
— Но… — Астрид пыталась возразить, когда отец заставил её посмотреть ему в глаза.
— Пообещай обо всем забыть. Астрид тебе нужно всё забыть, — темнота его глаз была гипнотизирующей. Он будто заглядывал ей в голову и, действительно, пытался стереть все мысли и воспоминания. Порой Астрид даже казалось, что так и было. — Теперь нас только двое. Нас всегда будет теперь лишь двое, — он обхватил большими сухими ладонями, кожа которых сохраняла въевшейся тошнотворный запах табака, лицо девочки. Сжимал щеки без натиска и дальше пытал пронзительным взглядом.
— Я не хочу, — эта попытка была намного слабее предыдущей.
— Ты должна. Поверь, для тебя же так будет лучше.
В ответ Астрид молча поджала дрожащие губы и опустила глаза. Отец снова обнял её, прижав сухие губы к мягким волосам. Они ещё долго сидела вот так на полу посреди её комнаты, до тех пор, пока не вернулась экономка.
— Единственное, о чем тебе всё же стоит помнить так это, что ты не виновата. Ты никогда ни в чем не была виновата, — произнес полушепотом мистер Кромфорд, прежде чем ушел.
Астрид помнила, что чувствовала себя выбитой из сил и опустошенной, какими дети, казалось, не умеют быть. Она никогда не признавалась отцу, но с того дня испытывала перед ним страх, которого не знала. Ведь мистер Кромфорд прежде не поднимал на неё руки, но в тот раз переступил черту. Она не могла понять, но довела отца до предела, к которому он и без того неторопливо двигался, задела, как никто другой, его за живое, насыпала соли на не успевшую зажить рану.
Это был её первый срыв. Второй случился в день первой встречи с Эдит. С того момента она была более усердна в исполнении обещания, данного против своей воли. Отец и сам с трудом придерживался того, о чем просил, но упрекать ему у неё не было права. Только не в чем либо, что касалось вопроса об её матери, которым вопреки предубеждению Астрид оба были уязвимы.
Пусть по-настоящему она ни о чем не забыла, храня те дни в памяти, как ценность, но и никому не отваживалась рассказывать об этом. Не столько разговор с отцом, сколько та злосчастная пощечина запечатала девушке рот. Если ей и хотелось поделиться всем с Эбби или Эдом, обоими кузенами в момент уязвимости, она не делала этого, даже под действием алкоголя или легких наркотиков. Физически не могла, как бы сильно того не хотела.
Влюбленность вскружила голову. Астрид впервые доверилась кому-то настолько, что рассказала обо всем. Без сожаления и предосторожности выложила всё, как на ладони, будто правда могла их сблизить. Астрид уж она привязала к парню наверняка прочно, из-за чего ей казалось, что и его к ней также. Чёртова самонадеянность. Она старалась не поддаваться ей, но всё пошло наперекосяк.
Она знала, что Эдвард не врал, невзирая на то, что причин у него было много, главная из которых насолить ей. Его любовь была назойливой, но всё же не сокрушительной, в отличие от нетерпимости Астрид к ней. Эд говорил правду, и обещание никому ни о чем не рассказывать тоже было честным, но оно не имело для девушки значения. Плевать ей было на верность Эда, когда она доверилась и была предана другим парнем.
Астрид чувствовала себя скверно. Она нуждалась в объяснениях, хоть и вряд ли что-нибудь могло оправдать предательство парня. Он побрезговал её доверием, вверил её тайну другому человеку, к тому же, может быть, не единственному, поглумился над её уязвимостью. Это было жестоко и нечестно, но что теперь она могла сделать? Слов назад не вернуть, как и времени. Астрид осознала, что в одночасье потеряла и то, и другое.