– Давно не виделись…
– А ты тоже одна?
Бармен принёс рюмку виски на блюдечке с кусочком лимона.
– Хочешь выпить?
– Выпью.
– Пей.
– А ты?
– Я расхотел.
Она выпила, взяла в рот лимон. Красивые губы… тоже красивые губы. (но не
«невероятные») Он положил свою руку на тыльную часть её ладошки, и та сразу
развернулась. Тёплое желание и какая-то тихая просьба передалась ему этим
прикосновением. Они вышли в серебряное утро, не отнимая рук друг от друга,
сели в машину и в первом же дворе большого спящего дома, под кустом во всю
пахнущей сирени, разложив сидения, совершили Actus conscientiae1 – да,
совместный акт, по-другому это не назовёшь, акт по договорённости, хотя не
было произнесено ни слова.
Всё так же без слов он отвёз её к её дому, дал ей стодолларовую бумажку,
получил прощальный поцелуй, в котором уже не было той безнадёжности, как в
просящей ладони, но чувствовалась надежда на жизнь.
«Люся, Люся, Люся… Люся, Люся, я боюся, что тобой я увлекуся… – Бред!
(со стилистикой проблемка) Бред лезет в голову… Машины её нет, значит, ещё
не дома. Вот что – главное! Это – главное!»
Пустота и недопитая чашка кофе, и неразобранная постель, и лифчик,
который никто никогда не носил, который надевался лишь для того, чтоб
покривляться в нём перед зеркалом, потом сорвать, бросить в меня, и, вслед,
броситься самой и распластаться на мне, и замереть, и притворяться мёртвой и
бесчувственной пока от поцелуев не побегут мурашки по коже, пока от ласк не
откроются глаза, и губы не зашепчут: «я люблю тебя…»
В восемь уже будут ждать, а ехать полтора часа.
Степан набрал её сотовый… отвратительный голос ответил, что абонент вне
досягаемости.
Да, абонент был вне досягаемости, это совершенно точно.
Степан затянул портупею на себе, вложил в кобуру свой браунинг, хорошая
штука, пятнадцать патронов, килограмм весу под сердцем, вместе с обоймой, всё
остальное зависит от умения и понимания….
1 совместный акт (лат.)
34
…и поехал… нет-нет не на своём новеньком «Порше», а на нормальной
новой «Девятке».
«Буду через неделю. Жалко, что не увиделись. Целу… не надо! Не надо!
Буду через неделю. Жалко, что не увиделись. Точка, точка…»
«Девятка» ела асфальт, впереди ждала работа, совершенно тупая – тупая, как
всякая, как всякая любая работа: нажал на курок и всё – не надо даже
расписываться, получите свои стодолларовые бумаги.
И, то ли к счастью, то ли наоборот, всё в этот раз отменилось, и, уже через
день, около часа ночи, услужливый консьерж открыл дверь.
– А у Вас гости, – казалось, что ему, консьержу, наплевать и на гостей и на
всё на свете, потому что он снова косился на беззвучный телевизор, где какая-то
очередная пара высасывала друг из друга и вылизывала всё возможное и
невозможное блаженство и сладость.
За все три года у них ни разу, никогда не было гостей – им было так хорошо
вдвоём…
В тюрьме, надзиратели обматывают ключ носовым платком и суют его в
замочную скважину, и открывают дверь так тихо, что даже уши уголовников,
привыкшие быть всё время настороже, привыкшие ловить каждый звук, каждый
шорох извне, ничего не слышат, и бедняги не успевают спрятать карты, или
папиросу с анашой, или проглотить записку, написанную на свободу огрызком
карандаша.
Но Степану не надо было ничего такого – дверь открывалась очень тихо… а
там, там звучала музыка… «Первый концерт для скрипки с оркестром»
Мендельсона.
Та-ра-ра, та-ра-ра, тарара-ра-ра-ра…
Можно ли буквами воспроизвести музыку?.. Словами – как это хорошо
получалось у Гофмана, того, который Эрнст Теодор Амадей. (так вот ещё
откуда эта любовь к мастеру затейливых историй) Как редко случается так, что
встречаются два человека, которым нравится одна и та же музыка. Это была их
музыка, это была музыка, которую они слушали вдвоём, затаив дыхание…
В зале было темно, в кухне было темно, из спальни бил свет, и душа скрипки
рвалась к счастью, которое, почему-то всегда так недостижимо.
Рыжая – обворожительная, прелестная, обнажённая, ослепительная, как
Прозерпина, когда она заставляет Аида забыть обо всех его любовницах, стояла,
широко расставив колени на кровати, выгнувшись, опираясь о стенку ладошками
и откинув огненно-рыжую голову назад, с шумом вбирая в себя открытым ртом
воздух, напоённый Мельденсоном и сладостью. Люси лежала под ней, и её руки,
обхватив ягодицы рыжей, прижимали их, прижимали её всю, рыжую, к своим