прекратился; а затем судьба распорядилась так, что оба уже более не видались.
Прошло двадцать лет, и вот однажды Птолемей, проходя по улице города Б***,
увидел идущего перед собой человека, в котором сразу же узнал друга своего
Себастьяна. Тотчас бросился он к нему, схватил его за плечи, и едва тот успел
обернуться, как Птолемей уже закричал: «Итак, ты уверяешь, что…», и затем
начал прерванный двадцать лет назад разговор»1.
Так вот: notre cher papa (про папа ещё нас ждут удивления и изумления), когда
он возбуждённый и, в то же время, задумчивый приходил с работы домой и, после
отчаянной и неприкрытой правды жизни… или, лучше, правды смерти, без
особого аппетита съедал какую-нибудь пищу, когда ему надо было, необходимо
было забыться художественной фантазией (а чем ещё забываться?), тогда, как вы
уже прочитали, устраивал он домашние чтения из удивительных писателей и
писательниц (цитата уже была впереди) этого преодолевшего «пламенеющий»
экстракт из Бригитт, Грюневальдов и Альтдорферов века… Рамбуйе,
мадемуазель Мадлен де Скюдери, Маркиза де Помпадур, г-жа Тансэн, г-жа
Жоффрэн», Фонтенель, Монтескьё – чувствуете, как язык начинает
выворачиваться, творить никогда раньше несвойственные ему рулады?
И вот хлюпает за окном косвенный (сказал Николай Васильевич… наконец,
Николай Васильевич дождался своей очереди, участи, я бы сказал, хотя, с моей
точки зрения, он должен бы был стоять в самых первых рядах… ну да об этом
потом, ещё будет, ещё снизойдёт на нас транскрипция, импровизация или, хотя
бы, в полтона, модуляция), дождь хлюпает такой косвенный, что воображение
маленькой Софи застывает на какой-нибудь Нежности-на-Склонности или
Нежности-на-Признательности, о которых вдохновенно читает cher papa, и, сквозь
слова личного патологоанатома («papa, ты мой личный патологоанатом», -
нравится вам такой парадокс?), видит она уже свои картины: своих кавалеров,
которых зовут Артаменами и Селадонами, которые бегают за ней на переменках
(в школе) и пытаются ущипнуть, повалить или хоть как-нибудь одолеть… чтоб
знала!
Вы, у кого из рукавов
Амуры вылететь готовы… - читает папá.
Бедные Селадоны и Артамены!..
1 Из учителя Э.Т.А.Гофмана.
63
Но вот пришел Малерб и показал французам, – читает папá.
Бедные Малербы и Николы-Депрео!..
Notre cher papa… ещё пел, как уже было замечено…
Mon papa ne veut pas
Que je danse, que je danse
Mon papa ne veut pas
Que je danse la polkа.
…у него был баритон, хотя умел и басом, а что вы хотите?.. патологоанатомы,
зачастую, очень разносторонние люди. Сколько удивительного, сколько
трогающего и волнующего переживают патологоанатомы, щупая руками сердца,
тазобедренные кости, печень, почки, доставая и удерживая голыми руками
оборвавшуюся на полуслове речь, иссякшую в полёте мысль, удушенную
последним «к звёзд…ам» фантазию; много чего щупают… мозжечок. Вот откуда
«Быть или не быть?», «Что благородней духом – покоряться Пращам и стрелам
яростной судьбы…»… покоряться пращам и стрелам… столько ассоциаций,
сколько аллюзий… литература, искусство, история и вообще жизнь человечья,
включая и разговоры о тенях…
В любительской студии, при институте, нашему papa часто поручали партию
«1-го послушника», или «Антонио», или даже «Отца Бенедектина», в «Обручении
в монастыре», когда сам ректор, который пел басом (у notre papa басом тоже
получалось, я уже сказал) был в командировке…
Дюба, дюба, дюба, дюба,
Дюба, дони, дони, ан,
Ашáри буба, шари буба,
Ашмарики дони дван
Энэ-бэна-рики-токи,
Каль-буль-буль калеки чмол
Эмерисе, флёре троки
Кильки томэ онэ пол.
Papa звенит угольником и колокольчиком. Notre petite maman включает и
выключает настольную лампу на столе с мандаринкой. ( Они – Papa и notre petite
maman отвечают за шумовое, музыкальное и световое оформление)
Да, как жужжат взрослые, так щебечут и детки (об этом ещё будет). Наряду с
другими пьесками, Софи разыгрывала со своими куклами сочинённую ею самой
комическую оперу, про любовь трёх апельсинов.
64
СОФИ
(в качестве ведущей и управляющей всеми другими персонажами, и говорящей
за всех, которые и есть суть её куклы):
ЛЮБОВЬ К ТРЁМ АПЕЛЬСИНАМ! Готическая феерия по мотивам
драматических представлений! – объявляет Софи.
Папа звенит угольником и колокольчиком. Мама включает и выключает
настольную лампу на столе с мандаринкой.