знак министр Вольфганг и закрыл собрание.
Эх, как бы было нашему доктору полезно и познавательно поприсутствовать
при таком учёном разговоре! по крайней мере, полезнее, чем мухлевать, как
сказала тут же… да всем уже понятно кто сказал, чем мухлевать с игральными
костями: «Увы! Увы и ах! Ух! Ей-богу! Чёрт возьми!..»
Но, дόктора, все же помнят эти налезающие друг на друга коньюктивы: «…
господин Шлегель мог бы прекратить… профессор поддержал бы… рассказал
бы…», но доктора налицо не было…
Если б я была поэтом,
я жила бы как щеглёнок
и не в клетке бы свистела,
а на ветке (б) на заре1
…но доктора налицо не было, а поэтому и вышеописанный разговор не
состоялся. Не состоялся! – старались, старались, напрягались, пучились и не
пролились; столько цитат, сентенций и напряжений ума – всё на свалку, в
корзину, фтопку – а разговора такого и не было.
Говорили об иронии в литературе… об апориях, антиномиях и парадоксах.
Wenn die Soldaten
Durch die Stadt marschieren,
Öffnen die Mädchen
Die Fenster und die Türen.
Когда по улицам маршируют солдаты, прелестные девушки открывают
нараспашку, я бы даже сказал, настежь, окна и двери (свободный перевод).
Правильно! Wenn die Soldaten!.. Правильно – по улицам, в это время, что
называется, marschierten, хорошо хоть не tanzten (от них стало бы), гренадёры,
егеря, сапёры, фузилёры славной, самой гламурной (здесь надо сказать, что
французских солдат тогда уже не били палками, как били ещё прусских и
Mirabeau Honore Gabriel de Riquet (1749 – 1791), французский политик.
1 Ю. Мориц
78
австрийских), гренадёры, егеря, сапёры, фузилёры и гусары на лошадях, на кόнях
(исключительно в яблоках) славной, гламурнейшей в мире армии императора
Наполеона. Женщины, как известно, бросали чепчики (неисследима, – уже было
замечено, – глубина женского сердца даже и до сегодня), а мужчины (все уже
прочитали) спорили по пивным погребкам об иронии в литературе, потому что
ирония жизни, все уже понимали, проходила по улицам с песнями.
Zweifarben Tücher,
Schnauzbart und Sterne
Herzen und küssen
Die Mädchen so gerne.
Двухцветные1 ш арфы,
залихватские усы и звёзды,
как же тут не обниматься и не целоваться
девушкам с солдатами2
Как сказал великий полководец, после перехода через речку Березину, своим
музыкантам: «…не то играете. Играйте "Veillonsau salut de l'Empire" («На страже
Империи»).
А у нас… «А у нас в квартире газ», – написал бы я, если бы предполагал
(предполагая) сразить очередным блестящим «междометием» издательшу, в
надежде, что её муж, издатель ухватится за это (общее) место и тут же издаст мои
«Записки». Но не напишу! Будем продолжать изыскания невидимых, невидимых
простым глазом миру граней (слёз).
Профессор, оживший для живой жизни под пальчиком Софи, принялся тут же
рассказывать, рассказывать, рассказывать о том, о чём я уже только что рассказал.
О чём? Да, да, как раз о том, о чём говорили, говорил в погребковом разговоре,
можно сказать в стихотворной форме, гер Шлегель, выставляя профессора не
только страдальческой, но и причинной стороной, но с перспективой…
Но ничего, ничего о своих кукольных переживаниях профессор не рассказал.
Это была его тайна. Тайна впереди! Впереди о тайне. Вперёд к тайне!
– Так было же сказано, что разговора такого не было!
– Неѝ было, не былό! Написано же (тут приходят на ум податливые метафоры:
написано пером, не вырубишь топором; словцо не птичка, вылетит, не поймаешь;
рукописи не горят; кости есть даже в самой хорошей рыбе и «Кишок без дерьма
не бывает»3).
Он выставил профессора, но с перспективой, что… за «что» все и выпивали:
1 К тому времени уже трёхцветные.
2 Свободный перевод с немецкого.
3Рабле
79
Wenn im Felde blitzen
Bomben und Granaten,
Weinen die Mädchen
Um ihre Soldaten!
Когда на фронте рвутся
Бомбы и гранаты,
Девушки плачут
По своим солдатам!
драматический диалог, как в настоящем драматическом
театре.
Доктор: Это правда, Софи?
( Софи вопросительно смотрит на доктора)
Доктор: Zweifarben Tücher, Schnauzbart und Sterne Herzen und küssen Die
Mädchen so gerne? 1
Софи (укоризненно): Нет, доктор! – Когда на фронте рвутся бомбы и гранаты,