Последняя история касается человека, которого мы лечили радиоактивным йодом. Это очень успешное и надежное лечение после операции по удалению рака щитовидной железы. Единственным неудобством является то, что несколько дней после приема лекарства пациент сам немножко излучает и для безопасности семьи устанавливаются ограничения на его контакты с родными. Однако через неделю радиоактивное вещество частью распадается, частью выводится из организма и вылеченный возвращается к обычному образу жизни.
Этот человек позвонил через месяц и спросил, можно ли ему купаться в Мертвом море. Он с трогательной ответственностью опасался, что воды Мертвого моря от контакта с ним станут вредны для других купающихся. Да будет благословен маленький, не совсем здоровый гражданин, боящийся повредить своим радиоактивным телом огромному и уже давным-давно мертвому морю.
Сара Флейш
У меня ужасная зрительная память. Ежедневно со мной ласково здороваются несколько незнакомых мне людей, и я твердо знаю, что это наши бывшие пациенты, с которыми за время их лечения у меня наладились теплые душевные связи. Чаще всего я делаю вид, что узнаю их. Главное – угадать, кто из пары лечился, а кто приходил в качестве болельщика, а дальше все пойдет как по маслу. Тем более что, не запоминая лиц, я отлично помню эмоциональную окраску нашей связи. Иногда горячая симпатия (мы рассказывали друг другу про свою боль и даже плакали обнявшись?), иногда уважение (профессор из Института Вайцмана? выдающийся энтомолог? великий израильский поэт?), иногда настороженность (может быть, у нас случился конфликт? тогда отчего они так ласковы? может, была ошибка или очень скверный прогноз? Не помню)…
Но есть несколько человек, чьи лица я запомнила навсегда. Одна из них – Сара Флейш. Ей было тридцать пять лет. Крупная улыбчивая женщина, одетая по всем требованиям строгого хасидского двора.
Еще прежде, чем мы увидели ее впервые, секретарша шепнула, что она агуна. Это означает, что муж оставил ее, но не дал развода. Одна из драматичнейших ситуаций еврейской жизни. Ведь разведенная или вдова может и должна выйти замуж. Всегда найдется кто-нибудь ей в пару. Агуна живет с детьми одна. Мужа обычно разыскивают, а когда найдут, на него оказывают чудовищное давление, чтобы принудить добровольно написать разводное письмо. В еврейских книгах говорится, что не слишком сурово будет мужа, покинувшего жену и отказывающего ей в разводе, бить плетьми. По нынешним временам технически это трудно осуществимо, но зато теперь случается, что банк по решению раввинатского суда отказывает ему в кредитной карточке, наниматель увольняет с работы, а соседи объявляют бойкот. Тем не менее Сарин муж слинял несколько лет назад и найти его пока не удавалось.
На лечение ее приводили два дородных брата в шелковых полосатых халатах, белых чулках и меховых шляпах. Мне, разумеется, не дано знать, были это одни и те же братья или они сменялись. Может, у нее было восемь братьев и приходили каждый раз другие…
Как бы то ни было, семья не бросила ее. Сара была портнихой и обладала замечательно веселым и дружелюбным характером. Думаю, клиентки шли к ней толпами. Тем не менее жила она бедно – на грани нищеты. Прокормить шестерых детей и себя одной швейной машинкой очень непросто.
К врачу Сара обратилась ужасающе поздно. У нее оказалась страшно запущенная форма рака груди. Но она верила в милость Божию и ожидала от будущего только хорошего. Она охотно рассказывала нам с Любой, какие юбочки сшила за ночь своим дочкам и что за чудесный экономный пирог испекла на Шаббат. Однажды Сара пришла радостно взволнованная, и мы поняли, что человек хочет сообщить нам что-то важное и секретное. Когда мы остались втроем, она рассказала, что накануне вечером у нее началось сильное кровотечение.
– Кровь лилась отсюда, – она тронула лиф своего платья, – как из крана! Весь пол залило! Это же хорошо, правда? Это же болезнь из меня выходит или нет?
И мы подтвердили, что это очень хорошо. Что болезнь испугалась нашего лечения и сбежала вместе с дурной кровью и теперь она будет выздоравливать.
К счастью, мы тогда не были связаны законами медицинского права – ведь только врачу юридически запрещено врать больному, а техник, как любое частное лицо, может говорить, что вздумается. А мы, конечно, думали в точности то, что говорили…