2
В правлении колхоза секретарю партийной организации отведена небольшая комнатка. В ней всего-то и умещались стол, два стула и железный ящик для партдокументов. Комнатка не топилась, и, чтобы тепло в нее шло хотя бы из коридора, Павел оставил дверь открытой.
Не успел Павел написать и полстраницы плана работы, как на пороге появился незнакомый молодец в щегольском, небесного цвета, макинтоше.
— Если не ошибаюсь, вы будете секретарь партийной организации? — незнакомец подошел к столу, подал руку. — Будем знакомы: Александр Петрович Завьялов.
— Павел. Очень рад.
— Рады или нет — явился. — Александр Петрович удобно сел на второй стул. — Вы уж извините, если я скажу вам что-то напрямки… Как я понимаю, секретарь парторганизации должен быть образцом и в поведении, и даже в своем внешнем виде. Особенно на селе, где культура — чего греха таить — пока еще находится на низком уровне. А теперь посмотрите на себя… — с последними словами Завьялов вынул карманное зеркальце и протянул его Павлу, — Смотрите, смотрите.
Павел мельком взглянул в зеркальце: уж не нос ли в масле, коим грехом? Нет, на лице ни пятен, ничего такого нет. Да в чем тут дело?
— Ну, видите? — довольно спросил Завьялов.
— Что? — так и не понял Павел, что имеет в виду секретарь райкома комсомола.
— Борода, братец, бо-ро-да. Терпеть не могу небритого мужчину. — Александр Петрович вынул из другого кармана круглую пластмассовую коробочку и завел ее, как будильник. — Нате, брейтесь.
В комнате раздалось шуршание механической бритвы.
Павел растерялся. Однажды — это было еще в армии, года три назад — ему сделали вот такое же замечание: мол, не мешало бы побриться. И с тех пор ничего подобного с ним не случалось. К тому же, теперь он не на военной службе и, как говорится, сам себе хозяин. Бреется один раз в три дня. А сегодня, должно быть, торопился и забыл. И хотя на щеках пробивалась еле заметная чернота, пришлось подчиниться.
— Ну, а теперь поговорим о Баранове…
Александр Петрович в красках рассказал Павлу свою встречу с Володей около дома Лизук и Катерук. Особенно возмущался тем, что Володя не послушался его и не стал снимать дверь с ветлы.
— У нас в комсомоле, как и в партии, вся работа строится на принципах демократического централизма, то есть нижестоящие организации подчиняются высшим. Баранов же — полный анархист и ни во что ставит райком. Недавно он, например, спокойно удрал с собрания районного партактива…
Павел вспомнил свою встречу с Володей в первый день своего приезда, вспомнил, как тот говорил: «Важно зарегистрироваться, а сидеть не обязательно», — и не знал, что ответить Завьялову.
— Молодежь любит его.
— Он потакает всяким отсталым настроениям, — продолжал гнуть свою линию Завьялов. — Мне кажется, что на пользу комсомольской организации будет, если Баранова освободить от обязанностей комсорга.
— Пусть это сами комсомольцы решают, — ответил Павел. — Но вряд ли вас поддержат.
Не зная, о чем еще надо говорить с гостем и чем его занять, Павел предложил осмотреть хозяйство. Тем более что ему и самому, как новому парторгу, было вовсе не лишним побывать на фермах, поближе познакомиться с теми, кто на них работает.
Завьялов не возражал, хотя и принял предложение Павла без большого энтузиазма.
— Успеем ли до собрания? Я не люблю, чтобы «здравствуй» и «до свидания». Я люблю поговорить с людьми, провести беседу, а может быть, даже и прочитать лекцию. Ведь мы должны не просто поглядеть: вот здесь поросята, а здесь телята, мы еще, как я понимаю, должны нести на фермы и скотные дворы свою культуру.
— Что ж, понесем культуру, — улыбнулся Павел, закрывая ящик своего стола.
Завьялов его шутки не принял, как бы давая этим понять, что относится к своей миссии проводника культуры вполне серьезно.
Начали с кузницы, около которой сейчас, перед скорым выездом в поле, была собрана вся техника колхоза и, как всегда в такое время, было довольно людно.
Павел исподволь наблюдал за гостем. И хотя тот делал вид, что его интересует и то и это, нетрудно было заметить, что на самом-то деле ни то, ни это его не интересовало, а спрашивал он только для проформы. И общение его с механизаторами дальше «здравствуйте» и «до свидания» не шло. Впрочем, может, потому так происходило, что товарищ Завьялов все это время был озабочен, как бы не измазать около тракторов и трактористов свой небесный макинтош.
От кузницы прошли на свиноферму. Здесь тоже, как ни берегся секретарь райкома, а и хромовые его сапожки по самую щиколотку в навозной жиже замарались, и на макинтоше памятные пятна остались.