Каан с лицом, перепачканным засохшей кровью, сидел за терминалом, пристально глядя в экран. Там металось бледное пятно какого-то поля, металось вслед за куклой, не в силах сконцентрироваться для удара.
— Жаль, не видно артронной энергии, — сказал он. — Ты ей очень и очень нравишься, этой кукле.
— Я многим нравлюсь, — ответил Джек, набирая на экране телефона последнее сообщение. Не хватало, чтобы кто-нибудь решил вернуться в Хаб на работу. — Почему бы и не кукле?
— Мне — нет, — коротко отозвался Каан. Его лицо просияло пугающей улыбкой, он ввел дополнительные данные в программу. Если бы у него был рубильник с надписью «эгоцентризм»… Впрочем, Джек уже думал об этом.
— Есть хоть кто-нибудь, кто тебе нравится? — спросил он, усаживаясь на ступеньки. Ответа ждать, наверное, не стоило.
— Конечно, — ответил Каан.
— И кто же?
— Ты его знаешь.
Все-таки в Каане было так много от подростка, несмотря на годы жизни в другом теле. Жизнь в человеческом социуме трансформирует личность совсем в ином смысле, и этой трансформации Каану очень недоставало. Подросток, в которого превратился блестящий вундеркинд, огороженный от реального мира — вот кем был Каан. Шаг за шагом по тонкому льду жизни в человеческом обществе — скользкому и непрочному. Джек жалел Каана. Нет, не жалость, другое — сочувствие. Сопереживание. Но это не мешало поддразнивать его время от времени.
— Доктор? — спросил Джек.
Каан ожидаемо вспыхнул.
— Нет!
Мало ли кого знал Джек. Если подумать, он даже с Императором далеков успел перекинуться парой слов.
— Твои соплеменники? Эл? Я видел ее на фото, такая блестящая девушка, отличная внешность, и ум, не сомневаюсь, тоже. Все ваши потрясающе умны, даже ты.
Каан хмыкнул, проигнорировав явную попытку задеть. Его пальцы порхали над клавишами. Уши закладывало все сильнее. Наверное, скоро опять начнется. И надо будет все-таки спросить, чего такого Каан нашел в кукле.
— Все они — продукт поведения Джеймса МакКриммона. Отвага, самоотверженность, любопытство, жизнелюбие, открытость. Они такие… не такие, как я. Как Сек.
Джек сел ровнее, скрестив руки на коленях. Голос Каана доносился как сквозь подушку, но его все-таки было слышно.
— Это и его описание. Самоотверженный и отважный. И жизнелюбивый, — сказал Джек, не думая, как Каан это воспримет. Плевать. Он и так знал, как Джек относится к Секу.
— О! Он все пробует, ничего не боится, бросается с головой в любое, что его пугает, — прошипел сквозь зубы Каан. — Ты знаешь, что далеки проводят всю жизнь в полной изоляции? Всю жизнь в своей броне? Мне понадобилось несколько лет, чтобы привыкнуть жить вот так! Я до сих пор не переношу, когда меня касаются! А он… Он…
— Потрясающий.
Джек улыбнулся, внимательно разглядывая Каана. Вот как. Немного откровений.
— Потрясающий, — согласился тот.
— Ты его любишь.
Центрифуга нежно гудела, напевала, почти как ТАРДИС.
— Я не способен любить, — с горечью ответил Каан. — Это не заложено в основы моей личности.
И немного лжи. Наверное, ему стоило волноваться из-за этой невысказанной угрозы, но вместо этого Джек почувствовал щемящую волну жалости. Он отлично понимал, как можно влюбиться в Сека. Все равно Каан ничего не добьется. Даже если бы добивался. Но время идет. Кто знает, чем все закончится? Возможно, только сам Каан, если не забыл.
— А вот это гораздо более безумное предположение, чем все твои старые безумства, вместе взятые. Ты ведь притворялся тогда, на крусибле?
— Не совсем, — с выдохом облегчения ответил Каан, который явно был рад, что разговор пошел в новое русло. — Органические повреждения мозга, которых нет в этом теле. Но я и притворялся тоже. Ты прав.
Он нажал на кнопку, и центрифуга запела выше, ускоряя вращение. Звуки вернулись с ощутимым толчком изнутри.
— Ты жалеешь о том, что сменил тело? — спросил Джек.
Каан рассмеялся тонким знакомым смехом.
— Представь, что у тебя удалили глаз. Язык. Обе кисти рук и одну ногу. Сделали лоботомию. И ты не можешь регенерировать обратно. Вот как я себя чувствую. Вот как я теперь живу.
Джек покачал головой.
— Думаю, у тебя есть другие преимущества. Снятые блоки. Возможности. Эмоции. Удовольствия, — сказал он. — Ты же живешь на полную катушку. Я знаю.
— Это все мусор. Все неважно.
Каан опустил голову и добавил в программу новый параметр: картинка подсветилась ярко-синим. Поле металось по экрану вместе с куклой, синяя нить осью пересекала его, тянулась прочь, за экран.
— Что ты обнаружил? — спросил Джек, наклоняясь вперед.
— Что эта штука — только звено в цепи, — ответил Каан, стуча по клавишам все быстрее. — И что методика передачи энергии… сегментация… Это открывает новые горизонты. Новые… возможности. Только подальше от Разлома. Разлом делает эту трансформацию непредсказуемой… А!
Центрифуга ускорила обороты, и пятно на экране вдруг вспыхнуло алым и пропало. Следующая фраза Каана прозвучала ясно и непривычно отчетливо:
— Кукла разбилась.
— Отлично, — сказал Джек, поднимаясь на ноги. Облегчение толкнуло теплом в живот. Пусть. Что должно было случиться, случилось. — Это к счастью.
Каан только улыбнулся в ответ и выключил терминал.
========== Уровень А. Галактики и откровения ==========
Солнце, одно из двух — красный карлик, — спелым яблоком упало за горизонт, и на небе наконец выступили звезды. Их было немного, так всегда в сателлитных галактиках, но зрелище все равно оставалось красивым.
Фиолетовый в свете солнца песок сейчас поголубел и казался светлее воды — иссиня-черной, непроницаемой и блестящей. В ней отражалась лежащая на ребре галактика Млечный путь — отражалась и одновременно тонула, а может, просто пробовала воду, макнув в нее спиральный рукав.
Сек стащил туфли, носки и сел прямо на песок, скрестив ноги. Ночи на этой планете короткие, три часа сорок семь минут, а сутки длятся двадцать.
— Что я должен здесь увидеть? — спросил Каан. Сек оглянулся: он стоял в дверях ТАРДИС, опираясь спиной о простенок и скрестив руки на груди в совершенно человеческой защитной позе. Вероятно, он опасался мести. Тогда зачем согласился отправиться вместе с Секом на эту планету? Логика Каана ускользала от него, и это раздражало даже сильнее, чем неудовольствие на лице бывшего… Сек крепче сжал губы. Он не мог подобрать нужное слово. Соплеменника? Они и сейчас соплеменники, если подумать. Коллеги? Это просто глупо. Подчиненного, наверное, будет правильным словом.
— Галактику. Смотри. Это красиво, — ответил он.
— Я видел тысячи галактик раньше. Ты тоже. Это не новая информация, — сказал Каан.
Гнев и ненависть — как взрывная волна. Так и ищут лазейку, чтобы вырваться наружу и сокрушить все на своем пути. Ищут повод. Поводов Каан давал предостаточно, но Сек проглотил нарастающее раздражение и сказал:
— Новое прочтение старой информации. Иди сюда.
Каан оттолкнулся от простенка и подошел ближе.
— Сними обувь и сядь.
— Стоя гораздо удобнее, — бросил Каан.
Это была уже не лазейка, а целая брешь. Зияющий пролом.
— Сними обувь и сядь! — рявкнул Сек.
— Слушаюсь, — пробормотал Каан, вздрогнув, деревянно согнулся и начал стаскивать кеды.
Раскаяние совсем не похоже на взрывную волну. Оно скорее как масло, проникающее в любую щель, медленно, но неотвратимо, особенно при гравитации вращения. Едкое и липкое масло. Не ототрешь, если попадет на ткань.
Сек промолчал. С раскаянием он тоже умел бороться. Когда-то давно он учился определять, какие эмоции испытывает, на что они похожи. Потом — справляться с ними. Следующим шагом будет умение имитировать нужные эмоции, как это делают люди и таймлорды. Слишком похоже на искажение истины, но зато целесообразно. Можно этим не пользоваться, хотя уметь — надо.
Каан сел, подобрав полы халата, и пошевелил пальцами ног в песке.
— Тактильные ощущения. Я понял, зачем ты приказал мне разуться. Это приятно. Необычно.