— Ты высокий. Думаю, дотянешься.
— Дотянусь. Держись крепче, — сказал Гаутама и, поставив ногу в «замок», оттолкнулся и потянулся вверх. Алекс задохнулся. Тяжелый… зараза. Кажется, он погорячился… насчет полминуты. Руки уже почти отваливались.
— Выше! Еще немного! — скомандовал Гаутама.
Собравшись с силами, Алекс распрямил колени и поднял руки чуть выше.
— Можешь… попробовать… встать на плечи. Так будет удобнее. Не бойся, куртку не жаль.
Гаутама тут же воспользовался предложением. Черт! Так было еще хуже. Алекс едва удержал равновесие, но в этот момент Гаутама, видимо, все-таки достал до рычага, и что-то громко щелкнуло и застрекотало. А потом земля разом ушла из-под ног. О таком стоило бы предупредить! Алекс пошатнулся и с силой приложился затылком о ствол псевдо-сосны. Судя по ощущениям — сосна падала. И Гаутама падал. Черт! Алекс поднял руки, пытаясь придержать его за бедра. Кажется, получилось, но затылком он снова приложился об металл. Многовато за сегодня. Удар. Еще удар. Мозг запоздало регистрировал их. Гаутама сдавленно охнул. Алекс прикрыл руками голову.
Потом падение внезапно кончилось. Даже обидно, насколько это было больно. Когда Алекс наконец-то открыл глаза, сосна спокойно стояла на дне глубокой — судя по краешку неба вверху — ямы, а наверх уходила аккуратная спиральная лесенка. Алекс попробовал пошевелиться — кажется, он приложился к каждому из уголков этой лестницы. Кроме разве что тех, о которые ударился Гаутама. В тех случаях, когда не ударялся об него. Алекс глубоко вдохнул, сжал и разжал пальцы. Пошевелил ногами и руками. Ничего не сломано. Уже хорошая новость. Судя по тому, как двигался сейчас Гаутама — он проверял то же самое.
— Теперь мне точно нужна передышка в этом ебанутом месте. — Алекс рассмеялся и тут же закашлялся. — Это шикарная ловушка.
— Ловушка, именно, — выдохнул Гаутама. Он ощупал голову и, видимо, удовлетворился. — Не знаю, выписать мне премию проектировщику или объявить выговор. Я не знал, как именно она открывается. Но там дальше будут еще запертые двери. Надеюсь, не настолько эффективные как ловушки.
Лучемет остался на поверхности. Алекс тоскливо посмотрел наверх. Придется подниматься, а колени так болят. Вздохнув, он пошагал по ступенькам. С его-то счастьем оружие обязательно исчезнет. Обязательно.
Лучемет все так же лежал на куче хвоинок. Там, где его и оставили.
Спускался Алекс еще осторожнее. Гаутама уже открыл следующую дверь — маленькую и похожую на люк подлодки, осторожно заглянул внутрь. Но никаких ям за гостеприимной дверью не было — только лестница, ведущая в пыльное подвальное помещение. Крохотное — футов девять на пятнадцать. Фонарик высветил лежанку, над которой висел настенный календарь за 1982 год, огромный сейф с надписью «Оружие», вентили, трубы, бочки, полки заставленные хламом, даже старый противогаз, толку от которого уже наверняка нет. А еще шкаф с коробками, на которых можно было разобрать цифры «2005», «2015», «2070». Годы? Кто-то очень старательно запасался провиантом. Одна из коробок валялась надорванная на полу, из нее вывалились жестяные баночки с тушеными бобами. Вообще, так в голливудских фильмах любили показывать «гнездо параноика» на случай ядерной войны. Гнездо очень одинокого и дурного параноика — ну кому, для того, чтобы питаться год, хватило бы одной коробки консервов? Видимо, внештатный сотрудник ЛвЧ — кто-то вроде Одиноких стрелков, престарелый хиппи-идеалист со склонностью к конспирологии. Что ж, это многое объясняло.
— Здесь предусмотрено освещение? — спросил Алекс. Фонарик светил слишком слабо, и клаустрофобия вот-вот грозила разгуляться заново.
— Тут много что предусмотрено, — отозвался Гаутама, и, пошарив по стене, нажал на большую красную кнопку. Загорелся тусклый, но ровный свет, и Алекс выдохнул. Потолок в этом бункере был достаточно высоким. Что-то за спиной заскрипело. Да, точно. Сосна стала подниматься вверх.
— И аптечка? — Теперь немилосердно заныла спина. Чертовы годы. Чертова лестница. — Я бы не отказался от обезболивающего.
Гаутама молча полез в карман.
— Вот, — он выдавил в подставленную ладонь таблетку из цилиндра, — болеутоляющее. Держи.
Таблетка подействовала очень радикально — почти сразу. Боль прошла, сменившись легкостью во всем теле и едва ощутимой эйфорией. Давно ли ЛвЧ кормит своих агентов амфетаминами? Алекс хохотнул. Гаутама тоже съел таблетку, но, видимо, она действовала на него немного иначе. А было бы смешно — мутант на спидах.
Потом они ползли по какой-то трубе, Гаутама набирал код, они снова ползли, потом шли… Дальше была лаборатория с пультом, взятым словно из Стар Трека. Ретрофутуризм, кажется, это так называлось.
Алекс поймал обрывок магнитофонной ленты, свисавший с катушки на стене, дотянул его до второй катушки и зафиксировал, а потом щелкнул переключателем — раз здесь есть электричество, то и магнитофон должен заработать. Динамики разразились безумным смехом, а потом тускло, как сквозь подушку, раздался металлически-звенящий голос: «Что ты, я твоя муза, Фоооооо…» Лента снова оборвалась. Бред. Голоса давно умерших людей.
Гаутама склонился над пультом. Его щупальца недовольно шевелились.
— Здесь должны быть туннели, ведущие к другим бункерам. Они все связаны, — сказал он. — Я помню.
— С восьмидесятых здесь многое могло измениться, — ответил Алекс. Эйфория прошла, голова прояснилась, но боль, к счастью, больше не возвращалась. Он посмотрел на Гаутаму, пытаясь понять, сколько вообще ему могло быть лет. Сорок? Четыреста? Тысяча? — Я тогда еще учился.
Гаутама поднял голову и посмотрел на Алекса. Потом улыбнулся. И рассмеялся, не разжимая губ.
— Я тоже учился. Тогда. Надо было меньше верить в чью-то ответственность. То, что приходят рапорты и ничего не происходит, кроме досадных мелочей, которые случаются всегда и везде — не повод прекращать следить. Я тогда еще не привык, что люди очень недисциплинированы. И своевольны. Тем и интересны.
— Сколько тебе лет? — напрямую спросил Алекс. Ответа, естественно, ждать не стоит.
— Я сам не знаю, сколько мне лет. Таким, как сейчас, я стал в тридцатых прошлого века, но это все равно не значит, что мне сто. Время нелинейно, — ответил Гаутама, и его щупальца зашевелились активнее. — Родился я не на Земле. В первый раз.
Врет, конечно, но секреты вечно живущих и власть имущих Алекса теперь совершенно не интересовали. Одни проблемы от этого. Гаутама походя заглянул в пожелтевшую тетрадку, лежавшую на пульте, резко дернул щупальцами и отбросил ее в сторону.
— Эксперимент с метаморфом, значит. Пальцы ему оторвать, — сказал он сердито и ткнул на пульте в несколько кнопок. Алекс ждал чего угодно: взрыва, громкой музыки, трансформации подземелья в корабль, но вместо этого полка, стоявшая слева от двери, отъехала в сторону и опустилась. В нише, которая открылась за ней, потихоньку усиливаясь, разгорелся белый до синевы свет.
В нишу поднялась небольшая, на двух человек кабинка; ярко светила примотанная толстым проводом к верхней планке лампа. Современная. Это явно сделали недавно.
— Лифт. Я так и думал, — сказал Гаутама. — Изнутри есть пульт управления или только отсюда?
Алекс заглянул в кабинку. Кустарщина. Жуткая кустарщина, которой он не видел даже в России девяностых. Все составляющие этого странного лифта — если это было лифтом — выглядели сделанными на коленке, склепанными кувалдой и зафиксированными изолентой. Гаутама собирается этим пользоваться?
— Тут что-то типа пульта от телевизора. И я не исключаю, что это он и есть.
— Как любопытно, — сказал Гаутама и подошел к кабинке. — Тебе не кажется, что это делал совсем другой человек? Не тот, который занимался этими приборами и работал в лаборатории.
Меньше всего Алексу хотелось проверять, кто и когда сделал эту хлипкую конструкцию. Гаутама подошел к кабинке и смело шагнул внутрь; та закачалась, и Алекса вдруг снова накрыло клаустрофобией.
— Может, я подожду тебя здесь? — спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.