Некоторое время — вечность — Гаутама глядел на Алекса немигающим взглядом. Потом выражение его лица смягчилось.
— Если ты боишься, то можешь остаться. Но я не уверен, что справлюсь в одиночку, — ответил он. — Нет. Справлюсь. Оставайся. Я тебя заберу.
Сидеть тут неизвестно сколько? Как бы не так! Стиснув зубы, Алекс подошел к кабинке и шагнул внутрь. Хотелось вцепиться в Гаутаму, в перила, во что угодно, но тут кабинка вздрогнула и с оглушительным скрипом поехала вниз. Чтобы не думать об этом, Алекс начал внимательно разглядывать пульт. Он действительно был от телевизора… нет, от старого видеомагнитофона. Перемотка вперед, назад, кнопки обведены маркером. Стены шахты… камень. Влажный. И здесь было гораздо холоднее, чем в лаборатории. Алекс мерно дышал, стараясь успокоиться. Близость Гаутамы внушала совсем небольшую, но уверенность, что они не грохнутся вниз и не разобьются.
Кабинка заскрипела и остановилась. Лампа освещала каменный пол и какой-то туннель, уходивший в темноту. Оттуда сквозило холодом — еще более пронизывающим.
Алекс шагнул на твердый камень. Сердце колотилось, как птица о стекло.
— Ты в порядке? — с раздражающим участием спросил Гаутама.
— В полном. — Алекс отвернулся, стараясь не встречаться взглядами с Гаутамой. Ему совершенно не хотелось обсуждать свою неприязнь к подобным пространствам. — Здесь тоже потайные двери? Когда мы уже доберемся до этого треклятого корабля?
Гаутама отошел в сторону, шаря по стене фонариком, потом, пробормотав что-то, щелкнул выключателем.
Подземелье залил яркий, пронзительный свет.
— Прошло? — спросил он. — Я знаю, у тебя клаустрофобия.
— Досье читал, да? — выдавил Алекс. Со светом и правда стало легче, но не хватало еще признаваться в этом Гаутаме.
Тот негромко вздохнул, но здесь звуки слишком хорошо резонировали от стен.
— Мы уже близко. Здесь, за тоннелем, шахта, которая ведет к кораблю. Метров сто, двести.
— Дай мне свою веселую таблетку, — попросил Алекс. — Это амфетамин? Понятно, почему твои агенты работают с такой отдачей.
— Нет, — сухо ответил Гаутама. — Это другой препарат. От него не бывает привыкания. Держи, если тебе так легче.
Белая таблетка подействовала так же быстро. Панический ужас сменился легкостью, бодростью, спокойной уверенностью. Алекс дошел до конца тоннеля и спрыгнул на рельсы.
— Направо, — сказал за спиной Гаутама, и Алекс, небрежно приложив пальцы к виску, повернулся и пошагал туда.
Под потолком тускло горели лампы, но сейчас никакого страха не было. Туннель постепенно заворачивал, и за поворотом показался еще более яркий свет. А потом и перрон — станция, похожая на «трубу» ЛвЧ. Вагонетки — скорее всего, дрезины или пневматика — сгрудились у дальнего края. Они выглядели довольно старыми, хоть и не пыльными. Вероятно, ими даже пользовались. Недавно.
Алекс попытался вскарабкаться на перрон, но не хватило дыхания — даже со стимулятором. Эйфория схлынула, но здесь уже не было так тесно и темно. Над головой нависала металлическая, поросшая мхом стена, усеянная странными, похожими на иероглифы или тайнопись символами. В стене снова скрывался проход, приглашающе поблескивали металлические ступеньки.
Гаутама влез на перрон и протянул руку. Алекс забрался наверх и спешно разжал пальцы. Пока он старался выровнять дыхание, Гаутама, безостановочно шевеля щупальцами, подошел к стене, встал, запрокинув голову.
— Видел такое когда-нибудь? И если да, то где?
— Экзамен? — Алекс подошел и коснулся стены. Она явно была рукотворной и походила не на панели, которыми обшили камень, а на самую натуральную стену какого-то здания. Или корабля? Но нет, ни один из известных ему по базе Торчвуда инопланетных кораблей не походил на расписную табакерку. — Если и видел, то действительно очень хорошо забыл.
— Понятно, — рассеянно отозвался Гаутама. Он глядел на символы, как будто действительно понимал, что они значат, поднял руку, коснулся пальцами стены. — Во славу… Пи… Пифии? разрежу небеса. А! Пифия!
Он обернулся к Алексу. Его щупальца торчали дыбом. Если бы не стимулятор, Алекс, возможно, испугался бы, но так его мозг просто отметил сам факт чего-то неожиданного. Интересно, чего именно? И — пифия. Это прямой перевод или художественный, абстрактный?
— Знаешь, что это такое? Это тот самый, нужный нам корабль! Ты сейчас скажешь, что это очевидно. Да. Но чей это корабль, догадываешься? Спорю, нет! — воскликнул Гаутама.
Алекс покачал головой и улыбнулся.
— Продолжай, мне интересно. — Заинтересованный Гаутама, увлеченный процессом познания, до боли напоминал ему… В общем, напоминал и на этом хватит. — Правильно, я понятия не имею, что это за небесная колесница.
Гаутама громко, яростно рассмеялся.
— Колесница. Очень поэтично. Это из индийского эпоса, нет? — Он снова повернулся к стене и запрокинул голову. — Есть такая планета, Галлифрей. Даже хорошо, что мне нужно тебе это рассказать… Планета очень высокоразвитая. Ее обитатели на вид абсолютно идентичны людям. Вернее, наоборот. Только у галлифрейцев более совершенное строение организма, искусственно модифицированное, и есть еще кое-что… Но речь не о них. В древние времена Галлифрей был очень воинственной планетой. Они колонизировали несколько планет… и, кажется, корабль одной из этих самых колоний очутился здесь, на Земле. Давно, очень давно. Как интересно… настоящий раритет.
Он внимательно осмотрел ступени.
— Скорее всего, здесь все до сих пор работает. Почти все. Осторожнее наступай, и если увидишь внизу на полу отверстия — переступай на всякий случай. Идем.
И стал осторожно подниматься.
— Ты что, не знал, насколько этот корабль ценен? — спросил Алекс. Это все не вязалось со словами о мусоре, которые прозвучали в разговоре по коммуникатору. Он поднимался вслед за Гаутамой, слегка касаясь ладонью стены. Холодной и гладкой, покрытой тонкими линиями. — Что говорилось в ваших отчетах?
— Я ему шею намылю, — с опасно ласковой интонацией произнес Гаутама. На месте «внештатника» Алекс бежал бы куда глаза глядят. — Он знал и скрыл. Инопланетный артефакт. Склад древних инопланетных артефактов! Мусор, да-да, самый настоящий мусор. — Он засмеялся, как будто это была удачная шутка. — За всем не уследишь. Этот корабль очень древний, технически, по базам, он проходит как рутанский. Ничего удивительного в рутанском корабле, тем более устаревшем. Хлам. В нем можно сделать штаб-квартиру наблюдателей, и только… Я и распорядился. Сделать этот бункер. Как, должно быть, обескуражило это место внештатного сотрудника.
Слово «рутанцы» Алекс, конечно же, слышал. Химический запах, стилеты, вонь сгоревшей плоти, эксперименты, Консорциум, смерть. Забавная игра «Ассоциации». Огромная часть жизни, от которой он старательно убегал. Наверное, рядом с Гаутамой она всегда будет преследовать его тенью воспоминаний.
— Обескуражило или развязало руки? — В стенах и полу действительно иногда попадались круглые отверстия, и Алекс дисциплинированно их избегал. — Для своего имени ты слишком часто за сегодня обещаешь применить силовые методы. Оторвать пальцы, намылить шею.
— Это был сарказм. Оба раза. — Гаутама остановился. Ступеньки кончились большим овальным залом, из которого расходилось в сторону несколько коридоров, поросших лишайником. — Мое прозвище — тоже по большей части сарказм. Центральный коридор должен вести в рубку. А левый в машинное отделение. Стандартизация иногда удобна.
— Ты уверен, что эта жестянка все еще работает? — Алексу не хотелось уточнять, сколько лет (веков, тысячелетий, геологических периодов) лежит здесь этот корабль. Гаутама, чего доброго, начнет вспоминать старые времена неолита. Но он все-таки спросил: — Сколько этой штуке лет?
— Работает. Эти технологии практически неуничтожимы. Лет ей может быть от миллиона до нескольких сотен тысяч. Эта цивилизация существовала очень давно по меркам людей, — ответил Гаутама. Потом он сунул палец в отверстие на стене, и в коридоре под потолком слабо вспыхнули пятна синевы. — Идем. Нам в рубку.