"Где же наша авиация, почему безнаказанно действуют пираты?" спрашивал себя Александр.
Пострадало полстаницы. Были сметены и многие дома. В числе других погиб Танин отец - два прямых попадания пришлись в мастерские депо.
Светов шел по улицам и с неизъяснимой душевной болью смотрел на израненную станицу. Казалось, она стонет.
Александр мысленно давал себе клятву - этого разбоя прощать нельзя. Его место там, среди бойцов, сдерживающих нашествие варваров.
Если бы Даная не была заточена в медную башню, она не родила бы Юпитеру сына, гласит латинская поговорка. Подобно тому, как огонь, войдя в соприкосновение с холодом, становится ярче, так и воля Светова, сталкиваясь с препятствиями, закалялась и оттачивалась. Теперь отсчет взросления подростков исчислялся новой мерой - днями и часами. И вскоре изнурительная работа воина, стерегущего очаг, станет смыслом всей его жизни.
* * *
Яростная бомбежка станицы явилась предвестницей начавшегося 28 июня дня "икс" - генерального сражения "Блау". Теперь над станицей дни и ночи проплывали армады вражеских самолетов, доносился приглушенный расстоянием грохот артиллерийской канонады, а по ночам на горизонте, как в звездном небе, отсвечивались протуберанцами тревожные всполохи сражений.
Вскоре жители станицы ощутили предчувствие второй, более ужасной беды. Прижавшись к оконным стеклам хат, люди чувствовали это по движению наших войск, понуро склонившимся головам красноармейцев, запыленным колоннам машин и повозок, двигавшихся в противоположном от фронта направлении.
- Наши отступают, - неслись от хаты к хате тревожные, как похоронки, скорбные вести.
Отец Светова настаивал на отъезде семьи в тыл, за Дон или Волгу. Мать не соглашалась.
- Спрячемся здесь, - говорила она.
Отец убеждал:
- Предатели, чтобы вынудить жителей к сдаче города, выдавали римлянам детей именитых граждан. Фашисты широко используют тактику с заложниками. По своим кровавым злодеяниям они превзошли весь реестр преступлений за всю человеческую историю, - и взгляд отца беспокойно скользил по головам детей.
К пятому июля ценой больших потерь противнику удалось прорвать оборону советских войск на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов и выйти к Дону. Завязались ожесточенные бои в районе Воронежа. Войска генерала Голикова не дрогнули, главные силы ударной группировки наступающего клина Вейхса завязли в обороне.
Прибыв в штаб группы армий, Гитлер учинил очередную головомойку фельдмаршалу фон Боку.
- Дорог каждый день для того, чтобы окружить и уничтожить русских, распалялся Гитлер.
- Я полагаю, что уничтожение русских армий в одной операции, когда в центре сосредоточены крупные, а на флангах - слабые силы, невозможно, мой фюрер, - не к месту сказал фон Бок.
К этому времени шестая армия Паулюса, а вскоре и четвертая танковая армия Гота, были развернуты на юго-восток, форсированным маршем брошены в прорыв вдоль правого берега Дона. Остальная клешня была нацелена на Кантемировку и Миллерово. Первая танковая армия Клейста своей клешней изготовилась на Каменск Здесь, у станицы Светова, они должны сойтись, захлопнув в окружении армии маршала Тимошенко.
Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии упредила катастрофу. Она приняла решение об отводе войск Южного фронта за Дон. Туда же с кровопролитными боями отходили из-под угрозы окружения соединения Юго-Западного фронта.
Гитлер запоздало понял, что замысел операции "Блау" находится под угрозой, что столь тщательно спланированный удар придется по пустому месту, а детально подготовленные для русских "Канны" останутся на бумаге.
В таких случаях ему нужен был громоотвод. Вина, а стало быть, и гнев Гитлера за провал наступления на Москву пали в свое время на Браухича.
Задержка ударных сил, пробуксовывание четвертой танковой армии у Воронежа позволили, как считал Гитлер, выскочить русским из петли. Ставку Советского Верховного Главнокомандования он в расчет не брал, а-потому приступ ярости пришелся теперь на фельдмаршала фон Бока.
Еще пять дней назад фон Бок настроен был мажорно. Он от души смеялся над каррикатурой в немецкой газете, где изображался маршал Тимошенко, бегущий вскачь на коне от его танков.
Все это приятно щекотало непомерно раздутые самолюбие и тщеславие. Он видел на своей груди новые награды. Фельдмаршал злорадствовал над ненавистным ему маршалом Тимошенко, как ему казалось, теперь поверженным навсегда.
А между тем маршал Тимошенко был назначен командующим Сталинградским, а затем и Северо-Западным фронтами, а когда в марте сорок третьего годе под Харьковом сложилась критическая для наших войск ситуация, выехал туда как представитель Ставки.
А вот роковая судьба не обошла фельдмаршала фон Бока, который на собственной шкуре познал истину, что от великого до смешного один шаг. 13 июля, в разгар генерального наступления, Гитлер вторично снял его с поста командующего - теперь уже навсегда.
В этот день он передал должность не проявившему пока себя генерал-фельдмаршалу барону Вейхсу, бывшему подчиненному фон Бока. "У фюрера к барону иллюзорные привязанности", - ревниво думал фон Бок.
Переживет он и судьбу тех, которым так щедро ее готовил. Будучи "частным лицом", под бременем страха ответственности за содеянное зло, устремится он в потоке беженцев по запруженным дорогам Германии и будет в последние дни войны настигнут английской бомбой.
А пока по его приказам солдаты вермахта наводили ужас на мирных жителей, сгоняли с привычных обжитых мест все новые толпы беженцев, безжалостно бросали их в пучину бушующей войны.
...Прибьется ли к заветному берегу семья Световых, вновь испытав жизненное кораблекрушение, - этого пока никто не знал.
А в это время в Миллерово встретились три командующих: группой армий "А" генерал-фельдмаршал Лист, 6-й армией генерал-полковник Паулюс и 1-й танковой генерал Клейст.
- Оборона советских войск между Доном и Северским Донцом прорвана на широком фронте, - менторским тоном произнес фельдмаршал. - Да поможет нам бог успешно провести и второй этап операции.
На совещании решался вопрос об окружении на подступах к Ростову соединений Южного и Юго-Западного фронтов.
Во второй половине дня Светов-старший подкатил к дому на "эмке" первого секретаря райкома партии.
- "В ружье!" - не то в шутку, не то всерьез скомандовал он голосом, который больше всего соответствовал обстоятельствам.
Теперь горизонт станицы отсвечивал не туманными протуберанцами далеких планет, а заревом пылающего рядом сражения. Его угрожающий грохот надвигался на станицу с двух противоположных сторон - Миллерово и Северского Донца. Слышались взрывы и в станице.
- Все важные объекты взорваны, - пояснил отец. - Теперь сжигаем документы. - Помолчав, он продолжил разговор: - На хуторе вас ждет подвода. Семьи секретарей и членов бюро райкома партии уже выехали. Будете двигаться к Дону, на Калач.
Помолчав, отец тихо сказал:
- Может, успеете. Я вернусь сюда и вместе с истребительным батальоном буду пробиваться на Ростов. У Александра промелькнула надежда.
- Можно мне с тобой, отец? - В голосе его была мольба, решимость.
- Нет, Александр, - отрезал отец, лишая его всяких шансов на дальнейшие переговоры. - Ты теперь в семье один мужчина. И помни все время об этом. - Отец подошел к сыну, по-мужски пожал ему руку.
По ухабистым улицам машина выбралась на шоссе, ведущее к хуторам и дальше, к верховью Дона. Дорога была забита красноармейцами, повозками, отдельными грузовиками, переполненными людьми и грузом. Все вместе составляло нескончаемый, вяло копошившийся поток, двигавшийся с запада на восток, к переправам Дона. Остатки разбитых частей и подразделений, отставшие от войск красноармейцы, изможденные летним зноем, голодом и бессонницей, шли наугад, больше полагаясь на волю случая, чем на удачу. Стихийные потоки войск, потерявшие управление, теснились на всех проселочных дорогах, создавали пробки на переправах, мешая подходящим резервам, становились легкой добычей вражеской авиации. В колонны втирались порой гитлеровские агенты, дезертиры и провокаторы.