К тому же на этой полянке имелась деталь, совсем не подходящая для любого праздника — к столбу была привязана девушка в спущенной с плеч и спины накидке. Именно она и издавала обреченно-тоскливые звуки, которые я расслышал только сейчас.
— Сэргэ.
Обреченности в голосе Ефима могла позавидовать даже девушка. Я оторвал взгляд от искусанной мошкарой спины и повернулся к своему товарищу.
— Что?
— Сэргэ, говорю, — сказал он, словно это всё объясняло.
— Никогда не слышал, — признался я.
— Инородцы такие столбы по лесам ставят и украшают всяко, вон, вишь, Семен Семеныч, ленты везде. Значицца, священное место это у них, чужакам ходу нет. А мы уже… того-сь.
Я зачем-то посмотрел себе под ноги — не особенно-то мы и наследили, никто не заметит. Потом вспомнил предания про зоркие глаза представителей малочисленных народов России, из-за чего их охотно брали в снайпера в Великую Отечественную — и выбросил из головы идею скрыть наше тут присутствие.
— Священное или не священное, для нас это не важно, с нами Бог, — я на всякий случай перекрестился, и Ефим снова повторил мои движения. — К тому же тут женщина в беде, надо бы её спасти…
— Никак не можно, Семен Семёныч! — перебил меня Ефим. — Наказание это, обидятся местные, если мы её от столба отвяжем…
— Ты что, предлагаешь вот так оставить её в этом положении, а самим отправиться дальше? — недоуменно спросил я.
— Ну да, — Ефим кивнул своей огромной головой. — Оставить и отправиться. Нечего в их инородческие дела влезать, мужики рассказывали, как…
— Потом про мужиков поговорим, — оборвал я его воспоминания. — Ты, Фима, как хочешь, а я всё-таки рискну её спасти. Не дело живого человека в смертной опасности оставлять.
Идея Ефима шла вразрез со всем моим воспитанием. Одно дело — пристрелить какого-то вора, про которого через год уже никто не вспомнит — ну если не считать его отца, — и совсем другое — равнодушно смотреть, как вполне здоровую женщину заживо пожирает взбесившаяся сибирская мошка. Я не мог пойти на такое.
Я шагнул к Ефиму и выдернул у него из-за голенища короткий ножик — наше единственное холодное оружие.
— Семён…
— Никаких Семенов. Либо ты со мной, либо иди с Богом. Я пойму, но обратно не приму, — я был решителен и очень нравился себе.
Хотя явно перебирал с пафосом.
Ефим не выдержал моего напора. Он виновато склонил голову и глухо сказал:
— С тобой, Семён Семёныч, куды ж я…
— Вот и замечательно, — я доброжелательно улыбнулся.
Когда я обрезал веревку, женщина рухнула на землю без сил. Сколько она тут проторчала? Несколько часов? Ночь — вряд ли, ночью без одежды сейчас замерзнуть до смерти проще пареной репы. Я решил, что её привязали на рассвете, примерно в то время, когда мы в спешке покидали баржу. За какие грехи? У диких племён было множество поводов для подобных экзекуций, я помнил, что такие традиции есть и у бурят, и у негров в Африке, и даже у вполне цивилизованных чехов. Была бы женщина, а повод привязать её к столбу посреди леса всегда найдется.
Я позвал Ефима, и вдвоем мы сумели усадить женщину. Она всё ещё подвывала, но уже не так безнадежно. Я плеснул ей на спину немного воды и аккуратно растёр по коже; укусов было множество, и наверняка они жутко чесались. Но чесать ей сейчас было нельзя — станет только хуже. Надо перетерпеть. Жаль, что тут ещё не придумали какой-нибудь фенистил… Я натянул накидку на плечи спасенной и наконец посмотрел ей в лицо.
Обычная тунгуска или бурятка — кто их разберет? Круглое лицо, узкие глаза, непременный азиатский эпикантус… тело, насколько я успел разобрать, плотное, крепкое, рост небольшой. Такая среднестатистическая представительница монголоидной расы, ничем не выдающаяся, хотя перед соплеменниками она чем-то выделилась, раз уж её привязали к этому сэргэ. Не красотой же, в самом деле?
— Семён Семёныч, тут ещё и пиво какое-то.
Ефим стоял, нагнувшись, у самого столба, и что-то рассматривал. Я оставил женщину и подошел к нему — небольшой туесок из бересты, потемневший от времени и тяжелых трудов, почти до краев заполненный неаппетитной на вид жидкостью. Я чуть наклонился — да, пивной дух чувствовался. Вместе с миллионом примесей всяких альдегидов, эфиров и кислот, которые человеческому организму точно вредны.