Шаман принялся петь и отстукивать специальной палкой по барабану довольно сложный ритм, кружась и приседая вокруг костра и женщины. Исполнял он это весьма бодро, через некоторое время я поймал себя на том, что все — включая меня и Ефима — покачиваются в определённом ритме. Три минуты художественно-мистической синхронизации — и вдруг между делом палка тюкнула тётку по затылку, не сильно, но чувствительно, так что она клюнула носом, икнула и перестала выть.
Шаман торжествующе закричал, помазал рот деревянного истуканчика чем-то подозрительно похожим на кровь и обрубил ведущую к берёзке верёвку. Болванчик взмыл в небо и закачался на верхних ветвях. Шаман продолжал тыкать в него палкой и что-то кричать, вокруг разлилось такое бурное ликование, словно он как минимум на глазах у соплеменников Гагарина в космос запустил!
Ошалелой бабе дали попить какой-то воды и усадили в сторонке под бдительным надзором родственников. Место на чурбаке быстро заняла вторая баба.
На сей раз берёзу никто не привязывал. Интересно. Человекообразная фигурка (насколько я понимаю, вместилище для духа) тоже была. Только, кажется, глиняная. Хм.
Начало повторилось один в один: медитативный хит, тюк палкой по затылку… после которого шаман снова торжествующе заорал, совершил тигриный прыжок и от всей души долбанул палкой по болванчику. Разлетевшиеся осколки были встречены победным рёвом столпившихся вокруг людей.
Вторая женщина также поступила в объятия родственников (преимущественно родственниц), а шаман с суровой благодарностью принял оленью ногу и несколько связок ярких разноцветных бус. Вот в этот момент я и вспомнил читанную в детстве прекрасную книжку Сергея Зарубина «Трубка снайпера» о советском снайпере-эвенке времён Великой Отечественной войны, Семёне Номоконове. На первых страницах из воспоминаний Семёна становится ясно, что шаманы всегда были жадноватые. Что ж…
Как только вопрос с духами был решён, шаман подошёл к нам.
— Простите, как ваше имя-отчество? — опередил его вопросом я.
Служитель культа посмотрел на меня подозрительно и назвал, скорее всего, имя для чужаков:
— Ойгерен.
— Уважаемый Ойгерен. У меня есть для вас очень выгодное предложение. Но озвучить его я хотел бы наедине. Мы можем отойти в сторонку? Не обязательно в юрту, пусть ваши люди нас видят. Они могут в меня даже целиться. Просто поговорим.
Шаман прикинул плюсы и минусы, кивнул, крикнул что-то, от чего охотники встрепенулись и начали пристально за мной бдить:
— Пойдём вон туда, на поляну.
Мы вышли из зоны слышимости, и Ойгерен остановился:
— Тут можно говорить.
— Хорошо, — я слегка отвернулся от любопытной публики и достал из кармана один из трёх завязанных узелком платков — специально для такого случая отсыпал, чтобы всё не светить. Развязал. Осторожно развернул. — Я хотел бы подарить тебе это золото, — крупные золотые песчинки приятно отблёскивали в мягком свете осеннего солнца, — в обмен на помощь.
Не совсем подарок, конечно. Но так звучит привлекательнее, мне кажется.
Шаман слегка вытянул губы, прицениваясь:
— Что ты хочешь?
— Мне с моим товарищем нужен проводник. Нужны припасы на дорогу. И лодка. Или лошади. Мы хотим добраться до тихого места, где сможем перезимовать. И куда не ходит полиция.
Я был не уверен, что с полицией он меня поймёт, но Ойгерен кивнул:
— Есть такое место. Люди белые живут, на вас похожи: глаз большой, как у оленя. Четыре дня ходу. Не лодки. Оленей дадим, — он предупреждающе поднял ладонь, — только на проезд, потом проводники заберут. Три проводника дадим, собак дадим, хорошо доедете.
— Когда приведут оленей, проводников и соберут припасы, золото отдам.
— Договорились.
— А с медведем как?
Ойгерен махнул рукой:
— Скажем ему, что другие его убили. Маску дам.
Оригинально!
Он хотел было пойти назад, но меня неожиданно разобрало любопытство.
— Ещё вопрос, — шаман подозрительно нахмурился. — Почему сиркуль выгнали по-разному?
— А-а, молодец, хороший вопрос. Первый был дух предка. Из другого стойбища она, там дед умер. Не смог в небо уйти, бродил, мучался, нашёл внучку и привязался. Я отделил его, накормил свежей кровью оленя и помог в воздух подняться. Теперь легко ему. Сыт и в небе. А второй — приблудный дух, вредный, фучхи. Издалека приходят, ищут, комы бы навредить. Вторая женщина — это первой мужа сестра. Фучхи ей внушил, что медведь придёт, чужого духа заберёт. Чуть святилище не испоганила, дура. Духа надо жертвой выманить. Оленя можно зарезать или зверя лесного добыть, свежей крови нацедить. Женщин разве в жертву приносят? Кто детей родит?