— Ну и богатая невеста Глаша! Вот осчастливит, кому достанется!.. Где у парней глаза, на затылке?..
Но и наряды не помогали: обходили ее парни стороной. Только какой-нибудь озорник растреплет ей волосы да посмеется.
К двадцати семи годам поняла Глафира, что она может так и остаться девкой-вековухой. Высокая грудь ее, жаждавшая материнства, стала уже увядать, на лице появились морщинки. Поборов стыд, она пришла к тетке Домне, жившей в избушке на курьих ножках на краю села. Домна была нестарая, лет под пятьдесят, располневшая женщина. Она сватала, лечила и, при случае, гадала на картах не хуже настоящей цыганки.
Придя к ней, Глафира в первую очередь развернула и положила на стол яркий платок.
— Это вам, тетка Домна… Возьмите… А сделаете доброе дело — я еще вас отблагодарю.
Глафира покосилась на дверь, боясь, что кто-нибудь войдет. Домна вышла в сени и заперла дверь на железный крюк. Она была одета во все черное, с плеч до самого полу свисала кружевная накидка. В избе у нее чисто, опрятно и пахло не крестьянским хлебным духом, а слежалой одеждой. Домна пронзила ее своими черными нездешними глазами и все поняла. Глафира под ее взглядом поеживалась, старалась как бы сжаться, уменьшиться.
— Знаю, зачем пришла, — сказала Домна. — Жениха хочешь, девица?
— Да, — вся вспыхнув и потупив глаза, ответила Глафира.
— Я твоему горю помогу, — сказала она.
— Ох, тетка Домна, уж какого-нибудь бы мне женишка! — заговорила Глафира, прижимая руки к груди. — Как бы я его любить стала!..
— Нелегко это будет. Ну да я постараюсь.
— Постарайся, тетка Домна, постарайся!
На другой день Домна отправилась по Глафириному делу. Ее ум держал на прицеле все большое село, она знала не только всех людей наперечет, но и кому сколько лет, кто каким недугом страдает, как живет и чего хочет. Она плыла по улице, помахивая от толщины казавшимися короткими руками, и люди провожали ее долгим взглядом — знали, что Домна без нужды из дому не выходила и по пустякам шататься не любила. Она прошла почти все село и вдруг круто свернула с тропки к дому Сидорковых.
Сидорковы, плотно окружив стол, ели деревянными ложками из общей миски забеленный суп. Мать едва успевала добавлять в миску из закопченного чугунка, стоявшего тут же на столе. Иван Сидорков вернулся с войны раненый и контуженый, недолго прожил с женой, но детей успел настрогать порядочно. За столом, с разницей в год-полтора, сидело семь ртов: четыре девки и три парня. Старший, Павел, недавно вернулся из армии. Был он худ, с длинной шеей и мальчишеским хохолком на маковке. В его взгляде была растерянность, хотя он и покрикивал на братьев и сестер, иногда дравшихся за столом.
— Хлеб да соль, — поклонилась Домна, пролезая в дверь.
Все так и обомлели и даже есть перестали: сама тетка Домна пожаловала к ним.
— Просим милости, — опомнилась Пелагея, освобождая конец скамейки и кладя чистую ложку.
— Кушайте на здоровье. Я уже отобедала, — отказалась Домна, садясь на сундук, потому что никакой стул у Сидорковых ее не выдержал бы.
За столом ели тихо, поглядывая на нее. Домна немного отдышалась.
— Пелагея, счастья я вам принесла, — начала Домна, не дожидаясь, когда они кончат есть; так было далее лучше: она застала всю семью за скудной трапезой. — Павла берут в мужья в богатый дом.
— Ну?! — Пелагея поперхнулась и долго кашляла. — Да я с превеликой радостью! — продолжала она изменившимся голосом. — Ты видишь, за один присест по целому чугунку выхлебывают… И к кому же?
— К Глафире.
— Огненной?
— К ей.
Все притихли.
— Чем плоха невеста? — стала расхваливать Домна. — С образованием, должность зоотехника в совхозе занимает. Одна у отца с матерью. Нарядов на всю жизнь хватит. Мужа оденет-обует. За стол с пустым супом не посадит.
— Да что-то боязно, — промолвила Пелагея.
— Чего боязно?
— Не пара она Павлуше. Ему бы кого попроще.
— Вот чего люди боятся!.. Счастья своего люди больше всего боятся!.. Их в довольство, в сытую жизнь ведешь, а они упираются, как телята… Она его в люди выведет, осчастливит…
— Дай бы бог, дай бы бог!.. — вздыхала Пелагея.
— Тут и думать-то нечего! — разошлась сваха. — Такую невесту по всей округе поискать надо!.. А вы еще ломаетесь, как пряники. Давайте сведем жениха и невесту, пусть поглядят друг на друга, а потом уж и порешим… Так, Павел?
Павел молчал и глядел в стол. Братья и сестры вопросительно смотрели на него.