— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — тихо ответила она, по-видимому, засыпая.
Через два дня вернулся из деревни ее сын. Это был восьмилетний мальчик со светлыми волосами, тихий, задумчивый. Он долго и внимательно рассматривал Косарева, потом перевел взгляд на мать.
— Дядя живет у нас временно. Он в командировке, приехал из другого города. Мы сдаем ему комнату, — объяснила ему Клава.
— А я и не думал, что у тебя такой взрослый сын. — Косарев потрепал мальчика по голове. — Уже мужчина.
— Да, он большой, — Лицо Клавы светилось гордостью.
— А у меня, понимаешь ли, две дочери, — с нежностью в голосе произнес Косарев, — тоже большие девочки.
Косарев закончил работу на десять дней раньше, послал жене телеграмму, простился с Клавой и с замирающим нетерпеливым сердцем сел в самолет, который через два часа доставит его в другой город, где он увидит жену и детей. Только теперь он понял, как соскучился по ним.
Когда его товарищи, шутя, спрашивали, как он в командировке проводил время и были ли там соблазны, Косарев отводил глаза и говорил:
— Приходилось много работать.
Ему становилось неловко.
Фаина
Эту историю я услышал от своего товарища Сергея Мезенцева. Я постараюсь ее передать так, как он сам рассказал.
В юности я много думал о женщинах. Никакого жизненного опыта, и набатом бьет проснувшаяся в теле сила, от которой никуда не денешься, не убежишь. Ночью снятся сны. И рядом никого, кто объяснил бы, что с тобой происходит. Да и можно ли объяснить? Весь мир сосредоточивается на женщине, ни о чем другом уже не думаешь, все сфокусировано, все силовые линии сходятся на ней. Страшная и интересная пора!
Я был, наверно, неплохим парнем, потому что часто замечал на себе взгляды девушек, и меня бросало в пот, в жар. Но я отличался большой застенчивостью, и это долго мешало мне познакомиться с кем-нибудь. Одного девичьего взгляда хватало, чтобы целый день быть счастливым. Я томился, мечтал. Женщина представлялась мне загадкой.
А между тем меня окружали товарищи, которые как будто появились на свет сразу взрослыми. Какими ловкими они были! В восемнадцать-девятнадцать лет они уже знали все.
Я рано уехал из дома, жил в разных общежитиях: строительных, заводских, студенческих, и передо мной прошли тысячи лиц. На одной из улиц в Ленинграде, выходившей на проспект Стачек, по соседству стояли два общежития, мужское и женское. Там я первый раз познакомился с девушкой. У ней были черные жгучие глаза. Какой восторг испытал я! Казалось, я могу подняться в воздух от чувства, распиравшего меня. Мы договорились с ней встретиться в выходной в шесть вечера и пойти в кино, и в воскресенье минута в минуту я, замирая, стоял в вестибюле общежития. Мимо меня пробегали расфуфыренные девушки, оставляя после себя запах духов, как шум от реактивного самолета. Прошло десять минут — она не показывалась, прошло полчаса — ее все еще не было.
— Мальчик, кого ты ждешь? — обратила на меня внимание толстая пожилая вахтерша.
Я назвал фамилию и имя девушки. Вахтерша покачала головой.
— У нее уже сто кавалеров перебывало. Тебя еще там не хватало. Иди-ка ты домой.
Стыд прожег меня до самого нутра. Бросился в дверь и побежал по улице, а стыд не отпускал, жег. Я мычал, тряс головой, как от боли. Мне и было невыносимо больно. Я знал, читал, слышал, что есть т а к и е девушки, но не ожидал, что она т а к а я. Правда, во всей ее фигуре и особенно в черных цыганских глазах угадывалось что-то порочное.
«Вот возможность узнать…» — мелькнуло в голове, но я напугался этой мысли.
Я часто думал об отношениях между мужчиной и женщиной. Что преобладает в человеческом чувстве — простое влечение, как у животных, или, напротив, духовное? Но не выдумка ли — это духовное? Может, его и нету вовсе?
Жизнь ставила вопросы, на которые я хотел получить ответ.
Нет, я был не лучше других и искал встреч, и их было немало. Я оставался застенчивым, но со временем научился владеть собой, перешагивать через робость, а иногда был даже нахальным. Мне было двадцать три года, когда я первый раз узнал женщину. К тому времени я стал студентом политехнического института.
Я увидел ее в парке Победы на танцевальной площадке. В ее фигуре была завершенность и округленность, что отличает женщину от девушки, и во взгляде было нечто — туманные глубокие глаза с небольшим прищуром, дразнившие обещанием ласки. Она стояла, не смешиваясь с толпой, чуть в стороне и с некоторым превосходством смотрела на танцующую молодежь.