Настал черед оглянуться ее соседке, Посмотрев на меня, она засмеялась. По-видимому, она была очень смешливой, да и лицо у нее круглое, веселое, задорное. Девушка сразу поняла, что мне понравилась не она, а ее подруга, слегка толкнула плечом и сказала ей об этом, потому что та вдруг вспыхнула, отрицательно покачала головой и снова обернулась ко мне. В ее глазах было смущение. Как много без слов может понять человек!
Я думал, что они тоже идут купаться на реку, где и собирался с ними заговорить, но они свернули в сторону. Знакомиться утром на пыльной дороге как-то неудобно, и я глядел, как они удаляются от меня.
Я знал, где их найти, и вечером пошел в парк на танцы. Они в нарядных платьях стояли у танцевального круга, сумрак скрадывал их лица и фигуры, а вокруг шумела огромная толпа. Я поздоровался с ними как со старыми знакомыми и пригласил на танец девушку со светлыми волосами, причем ее смешливая подруга фыркнула в ладонь. Надо было с чего-то начинать разговор, и я совсем не остроумно спросил, почему смеется ее подруга.
— Зоя всегда такая веселая, — ответила девушка.
— Так, значит, ее звать Зоя? А вас?
— Фаина.
Имя прозвучало для меня музыкой. Я назвал себя. Сблизиться с человеком, который тебе даже очень нравится, не так-то просто. Во всяком случае, я всегда знакомился с большим трудом. Только, может быть, с Ритой получилось легко, но тогда я играл не свою роль. Какое-то внутреннее сопротивление я чувствовал сейчас в себе. По-видимому, тоже было и в Фаине, уж очень напряжена она была.
Потом я танцевал и разговаривал с Зоей. С ней все проще, но ни у меня к ней, ни у нее ко мне не было никакого интереса. Поздно вечером я проводил девушек домой. Мы договорились встретиться на другой день и поехать куда-нибудь на велосипедах.
Лето стояло жаркое, почти без дождей. После смены девушки (обе они работали на текстильном комбинате) заезжали за мной на велосипедах. Я тоже садился на велосипед, и мы ехали, куда глядят глаза, вначале тенистыми улицами города, затем выезжали на проселочную дорогу, иногда удалялись километров за двадцать от города.
Места были очень красивые — пологие холмы, поросшие лесом, неглубокие овраги, поля, река с тихими заводями, где можно купаться, и надо всем этим огромный купол неба с медленно плывущими белыми облаками. Когда облака находили на солнце, округа хмурилась, становилась печальной, но обычно облака шли, не задевая солнца, и все тонуло в синем воздухе лета, дальний лес почти сливался с горизонтом, овраги точно наполнялись туманом, взбиралась вверх по склону холма дорога, и хотелось без конца идти, ехать по ней и чувствовать позади себя учащенное дыхание девушек.
Не знаю, Фаина или округа давали мне это настроение, настроение праздника. Мне постоянно было хорошо, приятно, и я ничего не желал, только жаль стремительно убегающих дней, каждый из которых весом, счастливо прожит, наполнен солнцем и голубыми далями.
Вначале все было сочно-зеленое: поля, леса и овраги, а затем бугры, обращенные к солнцу, стали желтеть, желтый цвет появился и на полях — хлеба начали созревать, травы выгорали. Пахнуло осенью — и еще печальнее и красивее стало кругом. Воздух над полями еще был знойный, прокаленный солнцем, а в лесу стояла зеленая прохлада, но что-то переменилось, и все чаще и чаще в мою душу входила грусть. Я глядел на Фаину, ее глаза тоже смотрели на меня, хотели улыбнуться и не могли.
Однажды мы заехали к лесному озеру и поднялись на холм. Отсюда был виден краешек озера — глубоко-синяя вода, остальное все загораживал лес, высокие ели и березы. Зоя осталась внизу, слышался ее смех, она пробиралась сквозь чапыжник, и, видно, крапива жалила ее. На вершине холма было глухо и грустно. Фаина сидела рядом со мной, обхватив колени руками, и вдруг я услышал, что она тихо всхлипывает.