— Да, — ответила Фаина.
Мы готовились к нашей супружеской жизни — отнесли заявление, написали родителям и подыскивали себе жилье. Нам удалось снять отдельную двухкомнатную квартиру и сравнительно недорого. Хозяева квартиры уехали на север.
В выходные мы бродили по музеям, я показывал ей город. Правда, погода все время стояла сырая и холодная, дул западный ветер, вздувалась Нева. Начинался уже ноябрь.
Квартиру мы сняли, но не ночевали в ней, а разъезжались по своим общежитиям.
Наступил день регистрации нашего брака. В свидетели я пригласил своего товарища и его девушку. Расписывалось много пар. Фаина в белом платье выглядела очень красивой, она была настоящей невестой, и все смотрели на нее. После регистрации мы поехали домой, где был накрыт стол.
— Я буду жениться, как вы, — позавидовал нам мой товарищ, — без машин, без застолий с морем разливанного, без пошлых речей.
Посидели за столом, выпили бутылку шампанского, причем, Фаина совсем не пила, и товарищ с девушкой ушли, пожелав нам счастья.
Мы слушали музыку, смотрели телевизор, и я почему-то со страхом ждал вечера, ночи. Что-то тосковало во мне. Я думал о том, что Фаина не станет мне ближе, чем была до этого. Страх я замечал и в ее глазах. Мы оттягивали минуту, когда должны лечь в постель.
Было уже поздно. Я выключил свет, но в комнате все равно оставалось светло от уличного фонаря, горевшего напротив. Фаина попросила, чтобы я отвернулся. Я слышал, как она зашуршала одеялом. С замирающим трепещущим сердцем я подошел и не успел прикоснуться к ней, как она вздрогнула, лицо ее исказилось, волна прошлась по нему от внутреннего толчка, Я держал Фаину за руки, и такая неземная бесовская сила была в ее руках, что я не мог их удержать. Меня охватил ужас, чувство непоправимой беды. Включил свет, и он больно ударил меня по глазам. В ярком свете все предстало еще страшнее: бледная, Фаина лежала без сознания, и тело ее было сведено судорогой. Я метался но квартире, хотелось кричать, звать на помощь. Я намочил полотенце холодной водой и приложил к ее лбу. Фаина тихо застонала, стала дышать ровнее, тело расслабилось, она открыла глаза, в которых еще оставалась боль.
— Теперь я тебе неприятна, — заговорила она слабым голосом.
— Фаина, милая, успокойся. — Я старался делать вид, что ничего не произошло.
Только теперь я до конца понял душу Фаины, прозрачную и чистую, словно вода в роднике. Ничего больше не нужно, только чувствовать ее душу, любившую меня огромной любовью, и самому давать такую же любовь.
Так мы провели свою первую брачную ночь, лежа без сна, тихо переговариваясь.
С Фаиной случился, как я узнал позднее, эпилептический припадок.
Все наши попытки близости заканчивались припадками Фаины, и с каждым разом они становились продолжительнее и тяжелей.
— Что ты испытываешь? — спросил я Фаину.
— Страшный стыд.
Фаина таяла, худела на глазах. Я был близок к помешательству. Я не мог спать, и у меня начались сильные головные боли. За какие-то две-три недели она могла довести себя до могилы.
— Фаина, почему бы тебе не уехать домой? — предложил я ей. — Через несколько месяцев мы будем вместе. Учиться осталось недолго. Дома ты поправишься, окрепнешь.
— Только я опять стану сильно скучать по тебе, — сказала она.
— Мы теперь муж и жена и, наверно, по-другому перенесем разлуку.
Через три дня я ее провожал.
— Это пройдет, — сказал я, на прощание целуя ее.
Она уехала, я остался и пошел по пустым улицам.
На этот раз мы не так остро переживали разлуку. Я целый месяц жил один в квартире, потому что деньги были уплачены вперед, и после шумного общежития наслаждался тишиной. Долгими осенними вечерами я лежал на диване и думал о Фаине. Вернее — не думал, а чувствовал. Ее дух был рядом со мной и грел мне сердце. Да, странно, не как у всех людей сложились у нас супружеские отношения. Но я был счастлив. Только тревожно делалось за Фаину: как там она, горюет, думает обо мне?
Началась зима, морозный воздух бодрил, дышалось легче. Скоро Новый год, а там пойдет, словно под уклон с горы, все быстрее и быстрее, к весне, лету.
В середине декабря я получил от Фаины телеграмму, где стояло одно слово: «Приезжай». В нем мне чудилась мольба, тревога, надежда. Она торопилась, и я понимал это, когда ехал на поезде и глядел на заснеженные поля и черный голый лес, но я не мог не поехать, раз меня звали.
Зима в городке была еще морозней, и щеки Фаины розовели. Она часа полтора дожидалась меня на перроне. Мы шли по улицам, и я не узнавал их: на крышах домов, на деревьях, на заборах — всюду — снег.