Разные рассказы (4)

Мальчик встал, поглядел по сторонам и, видимо, не найдя более подходящего помощника, обратился ко мне:

-- Дядя, подержите меня за ноги, а я сниму шнур.

-- Не боишься упасть?

-- Не, я не упаду.

-- Плавать умеешь? -- спросил я на всякий случай, хотя был уверен, что он плавает.

-- А как же, -- сказал он и, просунув голову между железными прутьями барьера, заскользил вниз. Я поддерживал его сначала за рубашку, потом за штаны, но штаны быстро кончились, потому что они были только до колен, и крепко уцепился руками за его скользкие, гибкие лодыжки. Тело у него было легкое, как у птицы.

-- Подымайте! -- крикнул он через некоторое время. Мне не было видно, достал он шнур или нет. Я осторожно вытянул его наверх.

-- Унесло, -- сказал он, вставая и отряхиваясь. Катушка медленно отходила от пристани. Грузило задерживало ее ход, но течение все же было сильней. Пока мы с ним возились, волна сдернула шнур, и вся снасть оказалась в море.

Мальчик некоторое время следил за ней, потом махнул рукой.

-- У меня другая закидушка есть, лучше, -- сказал он, стараясь унизить упущенную снасть. Он достал из карманчика, застегнутого на пуговицу, запасную. Шнур был намотан на пробковую катушку. Мальчик размотал шнур в воду, стараясь быть подальше от сваи, и, когда грузило достигло дна, отпустил шнур еще на несколько метров и сунул катушку за пазуху. Загорелый кулачок его юркнул под рубашку, как зверек в нору.

Он стоял в независимой позе и делал вид, что не следит за катушкой упущенной снасти, которая все еще была на виду.

-- Если бы эта моталка упала, -- он хлопнул себя по груди, -- я бы поплыл за ней. А ту не жалко.

Через некоторое время, когда мимо пристани проходила лодка, он сказал:

-- Может, попросить их достать?

-- Попробуй, -- сказал я.

-- Э, не стоит, -- ответил он, подумав немножко, -- грузило тоже слишком легкое. Черт с ней!

У него начало клевать, и он стал внимательно прислушиваться к леске. Потом быстро подсек и стал выбирать. Большой ржавый ерш висел на последнем крючке. Мальчик выхватил катушку из-за пазухи, прижал ею ерша и осторожно, чтобы не уколоться, высвободил крючок. Кулак его с зажатой катушкой опять юркнул за пазуху.

Ерш лежал, подрагивая, похожий на маленького злого дракона во всем великолепии безобразного оперения.

-- Пригодится на уху, -- сказал мальчик, объясняя, почему возится с такой некрасивой рыбой. Он снова забросил шнур и стал искать глазами упущенную снасть. Дощечка катушки еле заметно желтела метрах в пятидесяти от пристани. Течение уносило ее все дальше и дальше.

-- Смотри, возле буйка, -- сказал я.

-- А, черт с ней, -- сказал он. -- Крючки тоже плохие. Только леску жалко.

-- Я тебе дам леску, -- сказал я, чтобы он успокоился.

-- А у вас есть 0,3?

-- Нет, -- сказал я, -- но у меня есть 0,15.

-- Слишком тонкая, -- сказал он. -- Не импортная? -- неожиданно добавил он.

-- Нет, -- говорю, -- ленинградская.

-- Ленинградская хорошая, -- сказал он поощрительно. -- Она тоже импортная.

Перед заходом солнца клев улучшился, и он до вечера поймал еще трех ласкирей, две барабульки, одну ставриду и полдюжины колючек.

-- Это что, -- сказал мальчик, насаживая на кукан свой улов, -- я больше ловил. Я все рыбы ловил. Только петух еще не попадался. А вам петух попадался?

Я сказал, что и мне петух не попадался.

-- Ничего, еще попадется, -- сказал мальчик, чтобы успокоить меня. За себя он был уверен.

Уже вечерело. Мальчик смотал свою закидушку, тщательно протер крючки о штаны, тряхнул кукан, чтобы увериться, что рыбы хорошо держатся, и мы пошли. Мы с ним договорились, что в следующее воскресенье выйдем в море на моей лодке.

-- У нас тоже была лодка, -- сказал мальчик, -- только утонула.

-- Как так? -- спросил я.

-- Она была не настоящая, -- признался он. -- Брат ее сделал из старых досточек. Но она была как настоящая, только потом утонула... Мы с братом ловили рыбу напротив дока. И увидели глиссер. Он гнался за нами.

-- Почему?

-- Я же сказал, лодка была не настоящая. На такой лодке не разрешают ловить рыбу. Когда мы увидели глиссер, брат закричал: "Давай, Павлик, сматывай шнуры!"

Я начал сматывать шнуры, а он начал выбирать якорь. Он так перегнулся, что в лодку стала набираться вода, и она стала тонуть. Мы сначала сидели в лодке, а потом встали, но она все равно тонула. Мы на ней стоим, а она тонет. Уже вода по шейку. Тогда брат сказал: "Плывем, Павлик!" И мы поплыли к берегу. Надо было рубить якорь, но нам было жалко веревку, потому что это была мамина веревка для белья.

-- А глиссер?

-- Они нас не догнали. Мы убежали. Потом мы спрятались у тети Мани в огороде. Вы не знаете тетю Маню?

-- Нет, -- сказал я.

-- Мы спрятались у тети Мани, и они нас не нашли.

-- За что все-таки они хотели вас поймать? -- снова спросил я у него.

-- Так я же сказал, что лодка была не настоящая. Без паспорта. На такой лодке можно утонуть, а за это полагается штраф.

-- А брат у тебя большой? -- спросил я.

-- Еще бы, он учится в шестом классе. Он начал рыбачить еще в Казахстане. А я только три года как рыбачу. А вы были в городе Казахстан?

-- Казахстан не город, а республика, -- сказал я.

-- Нет, город, -- возразил мальчик. -- Я знаю, я же там родился.

Воспоминания о Казахстане, видно, возбуждали его. Он обгонял меня и заглядывал в лицо, полыхая напряженными глазами на чумазом большеротом лице.

-- О, у нас в Казахстане был такой замечательный дом! Здесь нет такого красивого дома, -- он махнул рукой в сторону гостиницы и всех прибрежных домов.

-- Где вы его взяли? -- спросил я.

-- Сами построили, -- сказал он гордо. -- Папа и дедушка строили, а брат помогал. Но это другой брат, он сейчас в армии. Папа и дедушка строили, а он носил из леса прутики...

-- Какие прутики? -- спросил я, уже вовсе ничего не понимая.

-- Ну, прутики. Знаете, такие маленькие-маленькие деревья..

-- Значит, из них вы строили дом?

-- Нет, еще были коровины лепешки с глиной, -- сообщил он доверительно. -- А прутики были внутри. И доски тоже были. У нас был самый красивый дом в Казахстане...