— Извините Матвей Юрьевич, но мне нужно идти работать, иначе кар…Раиса Степановна будет сердиться, — выкрутилась я, чуть не проболтавшись об истинном прозвище нашей дорогой начальницы.
Он понимающе промычал. Как-то совсем не высокомерно, аж грустно, я бы хотела осудить его, как и все те разы, когда вспоминала.
— Ну, пусть сердится, я её начальник, мне можно делать все, что заблагорассудится Алёна, так что садись, надо обсудить кое-что важное, — повторил он строже, и я покорно опустилась на стул рядом.
Да Алёна тебе конец, сейчас этот павлин тебя попросит написать заявление по собственному желанию, и ничего ты с этим поделать не сможешь. Защиты то нет, каракатица с радостью выпрет меня, ещё и пинком под зад.
— Каково твоё мнение по поводу Жуйковой? Тянет ли она на дно магазин? — он тихо усмехнулся, — на дно, пробивая ещё одно дно. Куда уж ниже.
Я почувствовала себя довольно необычно. Ожидала разговор по поводу встречи на дороге, а он меня про каракатицу спрашивает. Может я слишком зациклилась, и он реально не вспомнил меня? Было бы хорошо.
— Э-э, — протянула я, посматривая на камеры, установленные на складе, — она в меру строгий директор, но справедливый.
— Как-то неуверенно, — проследил он за моим взглядом и помахал в камеру, — они тебя смущают? Можем переместиться в место, где нет «лишних глаз».
Я хотела было выдать нервный смешок, но вовремя опомнившись не опозорилась. Нельзя вести себя легкомысленно, как бы я не презирала противную каракатицу сдавать её нельзя, а он и сам сможет выяснить какая она на самом деле без моего вмешательства.
— Ничего подобного, просто я не могу сказать о Раисе Степановне ничего плохого. Как директор она выполняет свои обязанности без нареканий, — отчеканила я как по бумажке, сама не веря, что несу эту ахинею, ещё и пытаюсь убедить кого-то. Сначала в ложь нужно поверить самому, а потом затирать другим людям, но я пошла с конца. Наверное, именно поэтому Матвей мне и не поверил.
— Ну конечно! А сама? Ты хороший работник?
— Не стану себя нахваливать, думаю, я справляюсь, а там не мне судить, — скромно пояснила я ему. Пусть думает что хочет, но насчёт мнения о себе я не лукавила. Не считаю себя замечательным сотрудником.
Матвей кивнул, и переключился на экран компьютера.
— Как так выходит, что расходы превышают доходы? Ничего об этом не знаешь Алёна? — не отвлекаясь, спросил Матвей.
Каракатица не делится со мной, когда ворует из кассы, уж извините. Но сказала я совершенно иное:
— Я не в курсе. Я всего лишь продавец-кассир.
— Всего лишь…— повторил за мной, но сделал это таким надменным тоном, что я оскорбилась.
Считает себя лучше всех, козлина.
Нервы у меня не железные, поэтому я засобиралась по своим делам. Поднялась, и хотела было распрощаться до следующего раза, но кто бы от меня отстал.
— Уже уходишь? — опять посмотрел он на меня. И каждый раз я ощущала дискомфорт. С чем он связан, я пока не понимала. Словно обнажённая перед ним стою, а он оценивает. Блин, что за хрень у меня в голове?
— Мне работать надо, простите, но я обязана покинуть вас, — стоило повернуться к нему спиной, как его слова заставили застыть на месте, словно ледяная статуя.
— Я тебя помню. Не думай что у меня короткая память. Если я молчу, не значит, что я не вижу, — прозвучало довольно пугающе. — Алёна, ты умная девушка, поэтому давай решим проблему с магазином как можно скорее, и сделать это можно, только если ты открыто расскажешь мне о госпоже Жуликовой.
Я издала смешок. То как Матвей исковеркал имя каракатицы, меня позабавило. Надо девчонкам рассказать, хоть настроение подниму. Пришлось снова обернуться. Не будет же он общаться с моей спиной, хотя она у меня довольно прямая и симпатичная.
— Значит, смысла претворяться нет, мы оба узнали друг друга, — уточнила я вслух. Чтобы наверняка, я вообще дотошная. Лиля называет эту мою черту — бестолковая.
— Я узнал тебя сразу, как только вошёл, — улыбнулся он, и я как дура тоже растянула губы, но почти сразу вернула над собой и своей мимикой контроль.