– Меня это мало беспокоит, – ответила адвокат. – Когда-нибудь все как-то утрясется.
– Может быть, со временем. Но пока, сколько невинных людей…
– За время моей работы мне не так часто удавалось встречать невинных людей, – возразила женщина. – Например, сейчас мое внимание занимает одна вещь – ведь совет директоров «ДиджиКом» еще год назад был осведомлен о тех проблемах, которые связаны с поведением Джонсон, и ничего по этому поводу не предпринял.
Гарвин моргнул.
– Кто вам это сказал? Это абсолютная неправда…
Фернандес промолчала.
– И вы никогда не сможете этого доказать!
Фернандес приподняла бровь, но ничего не сказала.
– Кто вам это сказал? – повторил Гарвин. – Я хочу знать.
– Послушайте, Боб, – заговорила Фернандес. – Существуют определенные проявления в поведении людей, которых никто больше не хочет терпеть – и это факт. Начальники, хватающие подчиненных за гениталии, тискающие груди, стоя в лифте, приглашающие секретарш в деловые поездки и при этом заказывающие только один гостиничный номер… Это старая история. И если у вас есть сотрудник, ведущий себя таким образом – независимо от того, мужчина это или женщина, гомосексуалист или нормальный человек, – вы должны его остановить.
– Ладно, это все так, но иногда бывает трудно узнать…
– Да, – согласилась Фернандес, – существует и другая крайность: сотруднице не понравился безвкусный анекдот, рассказанный в ее присутствии, и она ничтоже сумняшеся подает жалобу. В конце концов ей объяснят, что сексуальным преследованием здесь и не пахнет, но к тому времени ее боссу уже было предъявлено обвинение, и вся фирма об этом знает. Работать вместе больше невозможно: подозрительность, обида – какая здесь работа… Я часто с такими случаями сталкиваюсь, поверьте, они тоже неприятны. Знаете, мой муж работает в той же фирме, что и я.
– Угу…
– После того как мы познакомились, он пять раз предлагал мне встретиться с ним в интимной обстановке. Поначалу я отказывалась, но потом уступила, и вот теперь мы давно и счастливо женаты. Так вот, недавно муж сказал мне, что при нынешних обстоятельствах и нравах он бы, возможно, не рискнул со мной связываться.
– Ну? Вот и я говорю о том же…
– Понимаю. Но со временем все утрясется. Пройдет год-другой, и все будут в курсе новых правил.
– Да, но…
– …но есть еще и третья категория случаев – где-то посреди двух крайностей, – продолжала Фернандес. – Назовем ее серой. Где неясно, что случилось на самом деле, неясно, кто что сделал. Это наиболее обширная группа жалоб. Дело в том, что общество склонно концентрировать внимание на жертве, а не на обвиняемом. Но ведь у обвиняемого тоже есть проблема: жалобы на сексуальное преследование – это оружие, Боб, и надежной защиты от него нет. Этим оружием может воспользоваться любой – и многие так и делают. Некоторое время, я думаю, это еще будет продолжаться.
Гарвин вздохнул.
– Это как ваша машина, создающая несуществующую реальность, – продолжала Фернандес. – Окружающую среду, которая кажется реальной, хотя на самом деле ничего нет. Мы живем, окруженные такой средой, которую определяют созданные нами правила. Эта среда меняется. Раньше она менялась по отношению к женщинам, теперь она начинает меняться и по отношению к мужчинам. Раньше эти изменения не нравились мужчинам, теперь они не по вкусу женщинам. Некоторые люди получают определенные преимущества, но в конце концов все притрется.
– Когда? Когда это кончится? – спросил Гарвин, горестно покачивая головой.
– Когда женщины будут занимать пятьдесят процентов руководящих постов, – объяснила Фернандес. – Тогда все само собой и кончится.
– Вы же знаете, что я это только приветствую.
– Да, – признала женщина, – и должна сказать, что сейчас вы выдвинули просто выдающуюся женщину. Мои поздравления, Боб.
Мери Энн Хантер попросили отвезти Мередит Джонсон в аэропорт, чтобы та успела на самолет, вылетающий в Купертино.
Минут пятнадцать женщины ехали молча; Мередит ссутулилась, сидя в своем пальто военного покроя и глядя в окно.
Наконец, когда они проезжали мимо заводов «Боинга», Джонсон подала голос:
– Мне все равно здесь не понравилось…
Тщательно подбирая слова, Хантер ответила:
– Ну, здесь есть и свои хорошие и плохие стороны. Некоторое время ехали молча. Затем Джонсон спросила:
– Вы же с Сандерсом друзья?
– Да.
– Он отличный парень, – признала Джонсон. – И всегда был. Знаете, у нас когда-то были с ним тесные отношения…
– Да, я слышала, – ответила Хантер.
– Том все делает, в общем-то, правильно, – продолжала Джонсон. – Только он любое брошенное вскользь замечание воспринимает слишком всерьез.
– Угу… – промычала Хантер.
– Женщины в бизнесе должны все время быть образцом, иначе их просто сожрут. Стоит чуть-чуть оступиться – и тебе конец…
– Угу…
– Ну, вы понимаете, о чем я говорю.
– Да, – сказала Хантер, – я понимаю.
Опять долгое молчание. Джонсон сменила позу, продолжая смотреть в окно.
– Система, – сказала она наконец, – в ней все дело. Меня изнасиловала эта чертова система.
Сандерс вышел из здания, собираясь ехать в аэропорт, чтобы встретить Сюзен и детей, и наткнулся на Стефани Каплан. Воспользовавшись моментом, он поздравил ее с новым назначением. Женщина пожала ему руку и сказала без улыбки:
– Благодарю вас за поддержку.
– И я – вас, – ответил он. – Как здорово иметь друзей.
– Да, – согласилась Каплан. – Дружба – это прекрасно. Так же как и компетентность. Я не задержусь на этой работе долго, Том. Николс в «Конли-Уайт» финдиректором не останется, а его потенциальный преемник – человек более чем скромных способностей. Через год они начнут подыскивать замену, и, когда я уйду к ним, кто-то займет мое место здесь. Думаю, это будете вы.
Сандерс слегка поклонился.
– Но все это дело будущего, – отчетливо сказала Каплан. – А пока нам предстоит наладить работу здесь.