«Нет», – помотал головой Макферсон, не в силах произнести ни слова.
– То то, – довольно произнесло существо. Так о чем ты там просил? Чтобы тебя топить перестали? Нет ничего проще.
И эльф крутанулся вокруг себя, чем взбаламутил всю воду в унитазе.
Топить Макферсона не перестали. Зато он почувствовал, что может дышать под водой.
***Какой бред!***
– Что ты со мной сделал? – вскричал Боб Макферсон, в тот же миг почувствовав, как тело его сжимается, обрастает шерсткой и ныряет в темные глубины унитаза.
– А ты думал, что выполнить твою просьбу как два пальца об рундук? – язвительно поинтересовалось существо.
– Ты не эльф, – завопил Боб Макферсон, барахтаясь и пытаясь приноровиться к течению, – ты – дерьмовый эльф.
– Теперь и ты тоже, – злорадно булькнул эльф, и вдруг начал внимательно вглядываться в брюшко Макферсона.
– Слушай, – радостно воскликнул он, – ты ведь мужского пола. Спасибо тебе, Господи!
Боб Макферсон похолодел. Шерстка на затылке встала дыбом.
– А ты, что, не мужского? – выдавил он.
– А ты сам-то как думаешь? – кокетливо ответил эльф.
И как Макферсон не старался, его взгляд вновь и вновь возвращался к брюшку эльфа. И, уже не в силах сопротивляться желанию, бывший Боб Макферсон, а ныне – дерьмовый эльф, кинулся на подружку, и они забарахтались среди айсбергов кала и теплых течений мочи.
***Я не понимаю, зачем Стивен вставил в текст романа эту главу, показывающую его брата далеко не с самой лучшей стороны. Зачем выносить на суд всего человечества то, что и так было известно, но лишь узкому кругу посвященных.***
P.S. Держась за руки они плыли по канализационным системам. Они плыли годами. Долгим был их путь, но что есть время, когда впереди вечность. И, наконец, они вышли в открытое море.
– Господи, – прошептала она, – красота-то какая?!
– Да, милая, – ответил он, и оглядевшись по сторонам, добавил: – а вон и теплоход идет. Позавтракаем?
И, обнявшись, они поплыли вслед за кораблем. Почему-то вспоминая слова Маугли: «Теперь у нас всегда будет много хорошей еды!»
Глава 10. Создание текста
В июне 1974г. в Дублине проходила литературная конференция, посвященная проблемам поэтики. Кроме всего прочего, на конференции обсуждался вопрос о создании прозаического текста без помощи мозга. По данному вопросу были заслушаны доклады: George St. Scream – «Литература как способ саморазоблачения», Джорджа Саммерса – «Литературная патология: реальность или вымысел», Стивена Макферсона – «Текст и антитекст. Пути изучения», Джереми Прайора – «Три слова, являющиеся основой любого текста»; и, наконец, совместный доклад Рика Бовера и Эндрю Валентайна «Орфографический словарь как роман нового поколения».
Конференция проходила при закрытых дверях. Журналисты могли подглядывать в замочную скважину, но и это было чревато, так как с той стороны у самой двери стоял Боб Макферсон и каждые три минуты мощным пинком распахивал эту самую дверь. В буфете продавались сосиски и пиво «Guinnes». Голодные литературоведы в перерывах между докладами могли подкрепиться, что они и делали, налегая все больше на пиво; сосиски оказались невостребованными, словно структуралисты в конце девяностых. Кроме того, в здании детского клуба «Родничок», (где проходила конференция) оказался зал игровых автоматов, и я не раз видел, как горел самолет Стивена Макферсона, подбитый его же коллегой Джереми Прайором.
Сам я попал на конференцию случайно. Меня пригласил Стивен Макферсон. Он как раз искал машинистку, чтобы она перепечатала его доклад, но все дублинские машинистки были уже либо замужем и занимались чем угодно, только не машинописью, либо, узнав, что работать придется с литературоведом, молча поворачивались и уходили вдаль. Таким образом, я попал на конференцию.
Первые пять дней были посвящены обсуждению проблем поэтики, и что-либо сказать вразумительное о докладах, сделанных в эти дни, я не могу, так как почти ничего не понял. Правда, в конце пятого дня свои стихи читал Томас Вулф (тот, который ненастоящий), но к тому времени я уже был так пьян, что запомнил лишь строку: «Когда тебя я разбужу, боюсь, меня ты не услышишь.» Эта строка повергла меня в уныние, и я отправился в буфет, чтобы за бокалом «Guinnes» поразмышлять о том, что она все-таки обозначает. Но буфет оказался закрыт: пиво кончилось. На прилавке валялись скрюченные сосиски. Но даже мыши обходили их стороной. Тогда я сел на пол и заплакал. В таком состоянии на следующее утро меня и нашел Стивен Макферсон.
– Питер, – сказал он, – пора. Ты помнишь, что ты должен делать?
– Стенографировать? – спросил я?
– Молодец.
Стивен гладил меня по голове, и я зарделся, как когда-то в детстве: быстрые проворные руки, горячий шепот, зеленый свет ночника, тени на бородатом лице собеседника, автомат в правой руке…
***Это почти дословное повторение текста из третьей главы вполне объяснимо. Ведь Питер Колдуэлл не знал, что Стивен Макферсон уже написал об этом.***
Первым выступал George St. Scream. Свой доклад он начал со слов:
– Рано или поздно приходится признать, что вся литературная деятельность – есть сплошное надувательство.
– Молодец! – крикнул кто-то из зала, – жги дальше.
– Слова имеют слишком много значений, – продолжал докладчик, – и пока мы будем думать, в каком значении слово употреблено в тексте, слово приобретет новое значение, а текст устареет.
– Какой смельчак, – прошептал сидящий рядом со мной старичок, – ничего не боится. Я бы так не смог.
– Литература, в принципе, невозможна, – сказал George St. Scream.
В его голосе чувствовалась неуверенность. Словно он хотел спросить у присутствующих: неужели и впрямь невозможна? Неужто все так плохо?
Председатель конференции Джордж Саммерс подошел к докладчику и, обращаясь к залу, спросил: – Ну, и как вы считаете, господа?
– Невозможна! – проревел зал. – Ни фига невозможна! Покончим на хрен!
– Продолжайте! – попросил председатель и сел на место.
– Да у меня, собственно, все! – развел руками George St. Scream.
Зал рукоплескал стоя. Слышалось женское повизгивание. Невесту Боба Макферсона Шарлотту даже пришлось вывести.
Следующим выступал сам председатель. Джордж Саммерс вышел на трибуну, повернулся спиной к слушателям и снял штаны, оголив изящную розовую задницу.
– Господа, – обращаясь к стене, начал он, – недавно мне в голову пришла одна занимательная мысль. Я начал думать о заднице, как об особом мире, как о стране, в которой живут люди, есть правительство, совершаются революции; где любовь достигла своего апофеоза. Ну, скажите, кто из нас не любит собственную задницу?
(голос из зала) – Все любят!
– Исходя из этого, – продолжал докладчик, – я решил, что задница может выступать и в роли текста. Сродни тому, как история страны (записанная ли, воспроизведенная ли устно) является литературным произведением на историческую тему. Почему же невербально воспроизведенная задница не может стать литературой о чем угодно, в том числе: о любви, о чести, детективом, психологическим романом (наподобие вещей Ф.М.Достоевского), и тому подобным. Конечно, сама по себе задница является лишь задницей. Но мы, господа, литературоведы! И смириться с таким положением вещей никак не можем.
Джордж Саммерс натянул штаны и повернулся лицом к залу.
– Я закончил! – сказал он.
Господи! Что тут началось? Мой старенький сосед так громко кричал: «Браво», что с ним случился удар, его вынесли из зала. И не только его. Ряды присутствующих заметно поредели. Было решено сделать перерыв, во время которого я познакомился с невестой Стивена Макферсона Синди и ее подругой Барбарой, кумиром которой был Леонардо ди Каприо.