‒ Значит, они на самом деле не проститутки?
Я качаю головой.
‒ Если верить Рейчел, ‒ нет. Если они занимаются сексом, ‒ то это их собственное решение. Конечно, от них ждут подобного, если они хотят продвинуться к рангу «невесты» или «спутницы», но это не является частью контракта. Клиентам запрещено предлагать это девушкам, как и любые материальные взаимоотношения. Клиент перечисляет деньги на счет «Индиго Сервисис», а уже компания платит девушкам.
‒ Значит, они своего рода подрядчики.
‒ Полагаю, да. ‒ Тут все так запутанно, столько уровней, что сложно объяснить словами.
‒ Что ты не договариваешь? ‒ спрашивает он.
Пожимаю плечами. Пытаюсь дышать.
‒ Девочки. По поводу секса. Это не все. Калеб... он как бы тренирует их. В сексуальном плане. Я знаю, как они становятся Спутницами и Невестами... они знают, как угождать. Как быть асами в сексе, чтобы мужчинам нравилось.
Логан часто моргает.
‒ Боже. Под «тренирует» ты имеешь в виду, что он всех их трахает, называя это «обучением»?
‒ Есть и настоящие уроки. Еженедельный отчет, оценивание. Методики.
‒ Значит, клиентам не разрешается трахать девушек, потому что они принадлежат Калебу. ‒ Хоть это и сформулировано, как вопрос, но звучит с утвердительной горечью.
‒ Однажды я спряталась во время такого «урока» под кроватью Рейчел, ‒ шепчу я.
‒ Имеешь в виду... ты оказалась там случайно? Подслушивала, пока Калеб занимался сексом с другой девушкой? – спрашивает Логан.
Я киваю.
‒ Правильно. ‒ Я тяжело сглатываю. ‒ Потом однажды, когда я навещала Рейчел, поскольку мы были своего рода подругами, и мне был нужен кто-то, кроме Калеба, с кем можно поговорить. Он появился у нее и поймал меня за подглядыванием. Подслушиванием. Поэтому он... заставил меня смотреть, пока он... кончал. С Рейчел.
‒ Изабель. Боже. ‒ Логан потирает лицо обеими ладонями. ‒ Все так сложно и запутано.
‒ Позже я призналась ему, что меня смущала разница в том, как он обращался с Рейчел, и как со мной. Он многое делал в отношении нее и с ней, чего никогда не делал со мной. И я не... не говорила, что хотела бы испытать все это, просто, что меня это сбивало с толку. Он говорил ей, и делал с ней в сексуальном плане то, что... ‒ Я замолкаю на полуслове и начинаю заново. ‒ Поэтому в следующий раз, когда мы с ним увиделись, он сделал то... о чем я тебе только что рассказала. Что было именно тем, что я слышала и видела в его отношениях с Рейчел.
Я не могу обличить в слова свое замешательство. Злость. Тот факт, что части меня понравилось то, что со мной делали. Именно эта часть меня страстно желает тех минут слабости, подчинения, власти, доминирования, порабощения. Я ненавижу эту часть себя, и не могу сказать правду.
Но Логан, ох... он видит. Его глаза, кристально ясные и голубые, всматриваются в меня, словно скальпель разрезает салфетку. Раскрывая меня и обнажая мои секреты для его понимания.
‒ Изабель, ‒ его голос пропитан нежностью. Пониманием. ‒ Нет ничего такого, чтобы ты ни сказала, ни сделала, и никакая правда не изменят того, что я чувствую к тебе. Понимаешь?
Я не могу двигаться, дышать или что-то чувствовать, а тем более говорить. Пытаюсь кивнуть, пытаюсь показать ему свое одобрение. Но получается только лишь всхлипнуть и качнуть головой. Я зажмуриваю глаза, опускаю голову, обхватываю себя руками вокруг талии.
‒ Ты наблюдала, и тебе было интересно, ‒ его голос отдается шепотом в ухе. ‒ Ты видела, чем он занимался с другой девушкой, и тебе было интересно.
Я киваю. Я должна сказать ему правду, пусть и постыдную, отвратительную, унизительную.
Логан продолжает раскрывать секреты, которые я не в силах озвучить:
‒ Ты не... хотела этого. Но тебе было интересно. А Калеб ‒ проницательный сукин сын. Он легко читает людей, как ты читаешь книги. И он это видел. Видел твой интерес. И он ‒ коварный ублюдок, поэтому воспользовался этим против тебя. Использовал твой интерес как оправдание, чтобы испробовать подобное на тебе и заставить тебя считать, что ты сама просила этого. Возможно, даже хотела, и просто не знала, как обличить это желание в слова. Словно это ты сама виновата, а не он.
Я задыхаюсь. Кислород не поступает к моему мозгу. Мысли, словно мотыльки, порхают самоубийственными кругами вокруг раскаленной лампы. Как он мог знать? Как могут мужчины так легко заглядывать мне в душу? Неужели мои мысли, желания и эмоции появляются на лбу для их обозрения?