Я делаю вдох, хоть мои легкие изо всех сил сопротивляются и не желают дать мне вздохнуть полной грудью.
‒ Мне пора.
Он глубоко затягивается сигаретой, от чего огонек ярко вспыхивает на конце.
‒ Знаю. ‒ Он через ноздри выпускает дым. ‒ Я отвезу тебя.
Мы едем, золотисто-розовые проблески рассвета сопровождают нас в тишине. Радио молчит. Ни я, ни Логан не нарушаем молчания.
Он останавливается прямо перед зданием, где живет Калеб. Наконец-то он смотрит на меня.
‒ Ты знаешь, где найти меня. Я буду ждать, Изабель.
‒ Как долго? ‒ спрашиваю я, пытаясь отвлечься от его глаз цвета индиго, но не в силах этого сделать.
‒ До тех пор, пока ты не скажешь мне прекратить.
ГЛАВА 10
Я стою в полном одиночестве посреди лобби твоей Башни. Стойка ресепшн укомплектована полностью: двое пожилых белых мужчин, яркая молодая темнокожая женщина, бритая налысо, и латиноамериканец неопределенного возраста, а значит ему около тридцати. Они все посмотрели в мою сторону, отметили мое присутствие и вернулись к своим обязанностям, хотя темнокожая девушка сделала короткий звонок. А значит, они узнали меня, и Лен, скорее всего, уже предупрежден.
И это действительно так, это Лен, он появляется из шахты лифта. Ни одной эмоции на его словно высеченном из камня лице, только четкие дикие жесткие контуры. Он не приветствует меня, не произносит ни одного слова. Просто указывает на лифты. Я киваю и иду вместе с ним к лифту с пометкой «Частный».
Поездка будет длинной.
‒ Лен, а сколько тебе лет?
Любопытство одолевает меня.
‒ Сорок девять, мадам.
‒ Расскажи мне о самом ужасном поступке, который ты совершал.
Тишина окутывает нас, пока Лен смотрит на меня сверху вниз.
‒ Мне сложно выделить только один ужасный поступок, совершенный мной. Я не очень хороший человек и никогда им не был.
‒ Побалуй меня.
Он резко выдохнул через сцепленные челюсти с шипящим звуком и перевел взгляд вверх на потолок лифтовой кабины. Это был момент истины, сейчас Лен, как никогда, был похож на человека.
‒ Я участвовал в первой операции «Буря в Пустыне». В разведке корпуса морской пехоты. Мы захватили повстанца, я и двое моих сослуживцев. Мы залегли в маленькой хижине, недалеко от границы с Кувейтом и, сука, пытали этого несчастного ублюдка. Он располагал кое-какой информацией о местонахождении иракских генералов и нам приказали выбить информацию любым способом. Что мы и сделали.
‒ Какого рода были пытки? ‒ Не могу не спросить его я.
‒ Зачем вам знать это дерьмо, мадам Х?
‒ Я больше не мадам Х, Лен. Меня зовут Изабель. И я уже поняла, что на самом деле никто не такой, каким кажется.
Лен кивнул.
‒ Это правда. Сначала мы вырвали все его ногти плоскогубцами. Срезали лентами кожу перочинным ножом. Спалили паяльной лампой пальцы на ногах. Притопили его. Потом избили до полусмерти, утыкали его иголками, пока он не стал похож на булавочную подушечку, а затем накалили иглы зажигалкой.
‒ О боже! ‒ Я часто и глубоко дышу. ‒ Неужели он прошел через это и выдержал?
‒ О да. В этом весь смысл пытки. Нужно причинить ровно столько боли, чтобы человек рассказал все, только бы она прекратилась. Так что да, он выдержал ровно столько, чтобы выдать нам генералов, но как только мы получили необходимую нам информацию, ‒ он получил пару выстрелов в затылок.
‒ Двойной выстрел, ‒ сказала я, вспоминая Логана.
Лен кивнул.
‒ Да. Двойной выстрел и мы бросили его на растерзание стервятников и насекомых.
‒ Расскажи мне еще кое о чем, ‒ попросила я.
‒ Конечно, почему нет?
‒ Какой твой самый лучший поступок, совершенный за все время?
‒ Черт, это тяжелее...
Лен молчит продолжительное время, о чем-то думая.
‒ Была одна девушка. В Фаллудже. Местная. Мы пробирались через город после очередного налета пешком и я услышал крики. Пошел навстречу звукам, нарушив приказ. Несколько местных жителей пустили девочку по кругу. Я убил их всех. В моих карманах было немного местной валюты, и я отдал все свои деньги ей, и вернулся в расположение. Я и потом продолжал помогать ей. Таскал ей деньги, еду и одежду. Все, что мог украсть. До сих пор не знаю, почему. Может, я просто не выношу насилия над женщиной. Нет, не подумайте неправильно, я, безусловно, злой ублюдок. Я могу избить, пытать и убить любого мужика, даже не вспомнив этого вскоре. Но я никогда не применю насилия к женщине и не смогу наблюдать подобное. Может быть я и ублюдок, но и у меня есть своеобразный кодекс чести. Своеобразный, но такой, какой есть.