Я киваю. Просто спрашивай.
— Какое твое настоящее имя?
Блядь, это было быстро. Было бы здорово сказать ей, что я не соврал насчет своего имени при нашей первой встрече, но я действительно не хочу, чтобы она искала что-то о Чендлере Джейни. Согласно некрологам, он умер в шестнадцать лет.
— Пас. Извини...
— Все в порядке...
— Ничего личного. Я Линкольн так долго, что во всех отношениях, которые имеют значение, это мое настоящее имя.
— Все нормально. Как я уже сказала, никакого давления...
— Спроси меня о чему-нибудь другом, пожалуйста.
— Хорошо, сколько тебе лет?
— Двадцать восемь. А тебе?
— А на сколько я выгляжу?
Придвигаюсь к краю дивана. Еще около дюйма и наши колени соприкоснуться.
— Я не идиот. Я не буду отвечать на этот вопрос. Это самая что ни на есть ловушка.
Ее щеки надуваются в моей любимой манере, а губы изгибаются в беззастенчивой улыбке, которая напоминает мне о нашей первой встрече.
— А ты умен, Линк. Мне двадцать девять.
— Ты слишком молода для доктора со всеми твоими почестями.
— Для обычного доктора, возможно. Но не для получения степени доктора философии. Я перешла на докнотуру сразу после бакалавриата. У меня были хорошие оценки, так что мне позволили ускорить этот процесс.
Она целеустремленная – умная – и не должна сидеть в этом подземелье, которое все мы теперь называем штаб-квартирой.
— Итак, что именно...
Она поднимает ладонь и на мгновение закрывает глаза.
— Кто кого здесь допрашивает, Линк?
Хмыкнув, предлагаю ей компромисс.
— Как насчет вопроса за вопрос?
— Хм, – говорит она, пытаясь сдержать широкую улыбку. — Хорошо, но давай сделаем это более интересным. Максимум по два пропуска. Но я прощаю тебе первый.
— Договорились.
— Дамы вперед. – Она делает глубокий вдох. — Заложник, который был еще жив на той фотографии… Вы успели вовремя? Ты спас ему жизнь?
Я вижу болезненный трепет в ее глазах. Ах, черт возьми.
— Пас.
Выражение надежды исчезает с ее лица, милая улыбка сменяется нерешительной хмуростью.
— Иден, я знаю, как это выглядит, но те мужчины не были совсем уж невинны. Жестокость, с которой они столкнулись… Они делали тоже самое с другими. Это повстанцы, сражающиеся друг против друга – они заслужили то, что получили. Главной проблемой ФБР был тот факт, что это произошло на территории США. – Помимо всего прочего... Но Иден не обязательно знать все, а я и так уже сказал слишком много.
— Линк, позволь мне прояснить ситуацию. – Ее мягкие, добрые глаза сужаются. Она выглядит почти устрашающе. — Ни с одним человеком нельзя так обращаться. Меня не волнует, что они поступали хуже, но справедливые последствия отличаются от жестокой мести. Они ничего не заслужили. Кто-то должен разорвать этот порочный круг. Самые умные философы в истории уже предупреждали нас, что борьба с огнем с помощью огня сожжет весь мир..
Мое сердцебиение замедляется до такой степени, что я могу делать вдохи и выдохи между ударами. Меня захлестывает поток адреналина, но вместо того, чтобы все ускорить, он все замедляет. Что это такое?
Это что... стыд?
Я убил так много людей, которые заслуживали смерти, но эта, почти незнакомка, сидящая напротив, сотрясает весь фундамент моего существования. Я помогаю или просто подливаю масла в огонь?
— Моя очередь, – говорю я на выдохе. — Что за Джори?
— Прошу прощения?
— Джори Эбботт. Он, или она, был на твоем листе ответов.
— Тебе попался мой?
Я киваю в ответ, и она продолжает:
— Джори – мой отец.
— Ты записала только два ответа. А в задании требовалось три. – Я поднимаю мизинец, безымянный и средний пальцы.
Она так быстро закатывает глаза, что я почти пропускаю это.
— Если бы я могла с кем-нибудь поговорить, особенно о последнем годе своей жизни, это был бы мой отец, который скончался. И я записал «Войну и мир» в «что-нибудь веселое», потому что это та книга, которую я обещала ему прочесть, но не успела. Если быть до конца честной, в свободное время мне больше нравится «Чиклит», но теперь, когда папы не стало, я действительно жалею, что не нашла времени прочитать эту чертову книгу. Он бы с удовольствием обсудил ее со мной. А теперь это невозможно.
У меня возникает желание протянуть руку и прикоснуться к ней, утешить, но я подавляю его. Вместо этого откидываюсь на спинку дивана, позволяя кожаной подушке прижаться к спине.
— Что такое «Чиклит»?
Она склоняет голову набок.
— Ну, знаешь... просто женская литература... для женщин. Это... эээ... книги для женщин... о женщинах. – Она смущается, пытаясь объясниться, и кажется, я знаю почему.
— А, ты имеешь в виду любовные романы.
— Иногда.
— Про девушек с девушками?
— Что? – отшатывается она, и я удивленно расширяю глаза.
— Ты только что сказала, что эти книги для женщин, о женщинах.
Густая краска заливает все ее лицо. Я почти надеюсь на кокетливый вскрик или на шутку с намеком, но вместо этого Иден швыряет ручку мне в голову. Я уворачиваюсь в самый последний момент.
— Чуть не задела, – говорю я, смеясь.
— Я надеялась, – говорит она, хихикая в ответ. — Я имела в виду художественную литературу в духе женских историй о взрослении. Истории о переходе от подросткового возраста к взрослой жизни, усвоении жизненных уроков, преодолении невозможных ситуаций и обучении стоять на собственных ногах. Не лесбийское порно, если ты на это намекал.
— Я не намекал. – Я абсолютно точно намекал. — Но, в любом случае, ты не выполнила задание. Что заставляет тебя чувствовать себя в безопасности?
Ее веселое выражение лица становится серьезным, и она опускает глаза на колени.
— Джори – и то, и другое. Человек, с которым я хочу поговорить и человек, с которым я чувствую себя в безопасности.
— Но ты сказала, что он скончался?
Она отрывисто кивает, но затем поворачивает голову к двери, как будто слышит чей-то стук. Это просто для вида, там никого нет, и ее глаза начинают блестеть. Я быстро понимаю, что Иден любит скрывать свою уязвимость. Убедившись, что взяла себя в руки, она поворачивается и ловит мой пристальный взгляд.
— Я уже много лет не чувствовала себя в безопасности, Линк. Ни разу с тех пор, как он умер, и особенно последний год.
— Почему? – спрашиваю я, как будто уже не знаю ответа, благодаря Лансу и его вынюхиванию.
— Теперь моя очередь задавать вопросы. Ты только что задал три подряд.
— Ладно.
Она ждет так долго, что я испытываю искушение сам заполнить тишину, но как только я открываю рот, она говорит:
— Ты стал обо мне плохого мнения из-за того, как я отреагировала на те фотографии?
Уже дважды она застала меня врасплох колким вопросом.
— Неужели я стал бы о тебе плохого думать только потому, что тебя взволновала очень тревожная сцена, которая вообще не предназначалась для твоих глаз?