Я несколько минут помолчал, обдумывая сказанное, затем холодно спросил.
— Письмо еще при вас?..
— Нет, конечно, я его уничтожил, чтобы никто раньше времени не узнал о таком сокровище! Теперь мне осталось встретиться с одним из деревенщин, на счастье он оказался благоразумнее своих сородичей, и вернуться в столицу! Ты уже набросал примерный план города и береговой зоны, а?!
— Они забрали даже бумагу… — растеряно пробормотал я.
Окно неожиданно распахнулось, тяжелая занавесь скинула с полки несколько гипсовых статуэток. Они упали на пол и разбились прежде, чем я успел их подхватить. С трудом закрыв деревянные створки – ветер с улицы дул просто неистовый – я принялся собирать осколки, чтобы чем-то себя занять. В глаза мистеру Бэрроузу смотреть не хотелось.
— Я уже велел одному из служек привести инспектора… понятное дело, что он будет на стороне этих мерзавцев, но пусть хоть все задокументирует! У вас есть список пропавших вещей, Жан?
— Я легко составлю его по памяти, сэр, — тихо ответил я, вращая в руках статуэтку, от которой откололся лишь небольшой кусок.
Удивительно, но почти такие же я мастерил в детстве. Мне нравилось смотреть, как из бесформенной массы появляется фигура, доселе существовавшая лишь в моем разуме. Перевести «ничто» в «нечто», оживить, сделать доказательством того, что я жил, я чего-то касался, я был создателем. Это ли не истинный смысл жизни – оставить след за своею спиною?
— Жан, прекратите рыться в мусоре! Его сейчас же приберут, — мистер Бэрроуз краснел и раздувался от раздражения. — Представляете, они требовали вчера, чтобы мы немедля покинули город! Даже подгоняли экипаж прямо под окна того жалкого домишки, хм! Это они меня, меня – Джастина Бэрроуза вздумали выгонять! Но это они падут у ног моих, когда я вернусь сюда с войском! Вот, что они получат!
Я почему-то перевел взгляд на осколки и гипсовую пыль. И почему злость мистера Бэрроуза так болезненно отзывалась в сердце моем? Может, сказывалось изменения погоды?
Сглотнув, я уставился в окно: гребни волн, лениво играющие в салки всего четверть часа тому назад, устроили теперь неистовую пляску. Море просыпалось, властно и грозно лизало подножие возвышенности, на которой располагался городок. Звуки ударов раз за разом отдавались всплесками тревоги в моей груди. Близилось что-то грозное. Близилось что-то плохое. И теперь я, безжалостно оторванный от своих планов и солнечных мечтаний, ощущал это особенно остро.
— Доброе утро! — мисс Чара вошла в столовую за служками, подающими овсянку, апельсины и ломти жареного бекона.
С волос девицы стекала вода, оставляя темные следы на бледно-голубом платье. От нее пахнуло морем сильнее, чем из окна всего пару минут до того.
— Доброе! — мистер Бэрроуз шумно отодвинулся от стола, позволяя не очень расторопной служке наполнить его чашку чаем. — Разве может быть холодное темное утро добрым?!
— Разве доброе настроение зависит от погоды? — мисс Чара вскинула тонкую бровку и лучезарно улыбнулась, но потом вдруг посерьезнела, завидев меня. — Что это вы делаете?
— О, порыв ветра разбил их, не я…
— Ну и пусть, — девушка отжала мокрые волосы, и мистер Бэрроуз покривился, ужасаясь ее нравам. — Мама просила передать, что сегодня нужно быть особенно осторожными. К обеду разразится буря. Не выходите из дома. Скоро прибудут братья Бёрн и мистер Новак, в маминой приемной будет симфонический вечер. Мы их всегда устраиваем в непогоду. Если хотите, присоединяйтесь. Если заскучаете, могу показать вам библиотеку – у нас очень богатое собрание, — проговорила мисс Чара сухо, с напускной любезностью, при этом глядя куда-то мимо меня.