На глаза мои навернулись слезы. Я прижал тонкую девичью ладонь к своей груди, осознавая, что сейчас не время для слов любви. Она лишь благодарно взглянула на меня исподлобья и вновь посмотрела на мать.
— Как ты могла позволить мне считать отца монстром? Столько лет я жила в страхе и ненависти… Столько лет черные помыслы роились в моей голове…
— О, ты боялась отца? Немыслимо! Монстры – существа слабохарактерные. Им не хватает человеческой твердости.
— Или жестокости. — Обронил я, потерев словно ошпаренную шею. — Миссис Каттл, там ведь, в воде, это вы напали на меня, верно?
— Я звала тебя, а он тут же явился, почуяв неладное… Конечно, он тебя спас…
— А Шон, Йохан, мистер Бэрроуз!? — Чара вскочила с кровати, гневно сжав кулачки.
— Знаешь, детка, ты меня утомила. Думаешь, подобные перевоплощения даются даром?
Миссис Каттл встала, подошла к Чаре и, полностью игнорируя жаркий, полный вызова взгляд, мягко погладила дочь по щеке. Чара резко перехватила ее руку, одернула ее вниз.
— А отец?! — голос Чары звенел. — Это ведь была ты, правда?! Ты лишила его сил, а вместе с ними и жизни!
Миссис Каттл поджала губы и кротко улыбнулась, будто бы говоря: «Ну с кем не бывает?».
— Детка, пойми, он перестал прислуживать. Он мне мешал.
— Боги, да знаю ли я тебя, мама?! — воскликнула Чара с отвращением, все еще не отпуская материнской руки. — Как могла ты мне позволить считать отца таким злодеем?! Как могла столько лет лгать?!
— Люди очень часто склонны просто слушать, не утруждая себя даже попытками самостоятельно разобраться или сделать свои выводы. Но это люди, Чары. Ты же – на три четверти морская. Ты принадлежишь волнам – не суше. Ты принадлежишь мне и моему царству, а не этому проходимцу.
— Я никому не принадлежу мама, и, кажется, только отец это понимал. Этот город теперь будет свободен, как и я. Ты сама сказала, что я – на три четверти монстр, а ты – только на половину. У меня достанет сил объяснить людям, что здесь стряслось.
Услышав злость в низком Чарином голосе, завидев изумление и страх в глазах миссис Каттл, я подскочил с кровати, но Чара рукой меня остановила. Она зажмурилась, ногтями впиваясь в бледнеющую кожу матери, тонкие ноздри ее широко раздувались, волосы вдруг совершенно невероятно зашевелились, будто вокруг был не воздух, а морская пучина. Миссис Каттл корчилась, неистово выла, молила, но Чара, застыв как соляной столп, продолжала совершать свой темный, недоступный моему сознанию ритуал. Наконец, миссис Каттл обмякла и начала заваливаться на ковер.
Чара разняла будто бы закостеневшие пальцы, вдохнула и протяжным взглядом посмотрела на мать, лежащую у ее ног. Я кинулся к Чаре, успев поддержать, когда она пошатнулась.
— Она… она мертва? — просипел я.
— Хорошего же ты обо мне мнения, — промямлила Чара заплетающимся языком.
Я еще раз взглянул на миссис Каттл, на ее румяную человеческую кожу без синих отметин, на вздымающуюся худощавую грудь.
— Внутри так пусто, — Чара едва слышно всхлипнула. — Будто я умерла.
— Так и должно быть, родная. Тот, кто стоит ближе всего, по сердцу сильнее и ранит.
— Воды, Жан. — Чара потянула меня к выходу. — Нет, не стакан. Целое море.
Мы стояли на берегу, крепко прижавшись друг к другу и глядя на купол восстающего из царства тьмы солнца. Мы стояли на пороге нового века. Новых войн, новых бед, но и новых свершений. Далекая неизвестность манила, и я как никогда твердо осознавал, что готов абсолютно ко всему. Ибо в руке моей рука любимого человека, взгляды наши направлены в одну сторону, а путь, что проляжет сквозь вечность, будет всецело выбран только нами.
Конец