— Ты же самоубийца, Романо, и нас всех за собой тянешь. Ладно, я, но там ведь куча молодых парней, которые должны дать потомство.
— А смысл от потомства, если им придется работать на таких же бесчестных работах, на каких работали их отцы? Чтобы что-то в нашей истории начало работать, нужно, чтобы шестеренки нашего исторического механизма были смазаны кровью, чтобы соски дойных коров ссохлись, чтобы люди поняли, что кровь, а не деньги являются важным. Поняли, что именно их кровь, энергия их мышц и мозгов создают капитал. Поняли, что вот я — это подлинное чудовище, которое является паразитом, высасывающим из них все соки. Именно я должен быть убит. Это будет первый шаг к тому, чтобы они пошли вперед. Может быть, что их подавят, но рано или поздно это начнет вспыхивать повсеместно. Армия без заводов — не армия вовсе, ибо у них не будет ни патронов, ни техники, ни снарядов для артиллерии. Армия — такой же паразит, как и я, поскольку армия сейчас направляет свое оружие не во благо людям. Мы помним то, что происходило в мирах Конфедерации. Так вот. Мы должны уничтожить все в их жизни, чтобы люди потеряли свои розовые очки, и я иду на это абсолютно осознанно.
Калинин как-то грустно усмехнулся, посмотрел с какой-то грустью и на своего начальника.
— Дурак ты, Романо. Мог бы жить хорошо, припеваючи, а вот эту идею на голову себе нажил. Зачем?
— А ты зачем нажил свою, Калинин? — спросил Романо, а человек напротив как-то болезненно улыбнулся.
— Потому что увидел всю бесчеловечность нашего государства. Вот сорок пять лет назад, когда ты пешком под стол ходил еще, был какой-то левый поворот у нас. Как сейчас помню, опять начали бизнесменов к ногтю прижимать, тогда некий Ульянов на президентский пост встал. Забавное, кстати, совпадение, один из сильнейших революционеров прошлого носил ту же фамилию, что и тогдашний президент, а потом его убили. И пошла жара… Пришел Герхардт Бур, который начал впервые прессовать «левых». Я помню, как мне приходилось выпытывать показания из молодых парней и девушек, — человек в этот момент прикусил губу, а после молча взял стопку и выпил одним глотком, после чего, поморщившись пару секунд, продолжил. — Сфабрикованные дела. Прочее. Сам фабриковал, а потом помню, как на одном из судов… Парнишка один отказался от показаний, потом другой, третий. Их всех приговорили к электрическому стулу. И вот тогда что-то щелкнуло. Я, Роберто, от тебя уйду, когда что-то начнется. Я с ними буду, — человек отвернулся, приложил кулак к губам, а после, вздохнув, вернулся. — С ними буду. С этими парнями, девушками, мужчинами и женщинами, стариками и старухами с горящими глазами, горящими от ярости и ненависти. Потом… — человек снова помолчал. — Потом пришел Бейл этот, смягчился, даже некоторых уже убитых реабилитировал, а сам «втихую» начал убивать. Я тогда в армию перешел. В военную полицию. Тут поднялся один из первых армейских бунтов. Бунт Майоров, так называемый, Селинский, Белых, Райз, еще кто-то. И их тоже потом пришлось допрашивать. Ты просто представь. Генерала, — голос человека на этом слове вдруг стал более тихим. — Генерала допрашивать. Я сначала мягко пробовал. «Ради чего? Зачем Вы выступили, генерал?», а он, кажется, Белых, сказал: «А чтоб вам, тварям, не так просто жилось. Мы не забудем того, что творил Бур и в армии, и на гражданке». Вот это я запомнил.
— А почему Бур? Это же кличка, — спросил Романо, перебив.
— Бур, потому что он какой-то метеоритно-шахтерской кампанией заведовал, ну и методы остались. Он вглубь действовал, так что почти все движение зачистил, но на тех же профессоров еще не лез, да и на армию тоже. А вот Бейл — организовал шок-пех. Я же, по сути, шок-пехотинцем стал, я даже присягу лично президенту давал, но… Недолго я протянул, будучи шок-пехотинцем. Это было единственное дело, которое я вел. И то… Допрашивал только Белых, но меня отстранили, ибо больно мягко работал. Тогдашний шок-пех, кстати, сильно страшнее местами был. Туда натурально зэков набирали местами, или наиболее отпетых ментов, ну, это на позиции уже более-менее важные. Зэкам, кстати, вшивали тогда чипы-ингибиторы, там и сейчас у шок-пеха в голове почти компьютер, но сменили прямое управление на идеологическую промывку и отбор этих уродов из «верхов». И вот поэтому… Шок-пех нынче более человечный, но лучше их не злить. Ну так вот… Мне хватило Бунта Майоров, я назад в ментуру вернулся. Осадок такой тогда, помню, остался, и еще вижу то, как бизнесмены снова начали голову поднимать, а как начали… Так сразу рост преступности пошел. Эти гады начали автоматом понижать заработную плату, — человек загнул первый палец. — После этого начинается большая закупка алкоголя людьми, жить плохо становится, — загнут второй палец. — Дальше. Тут же начинает повышаться число преступлений в состоянии алкогольного и наркотического опьянений, — загнут третий палец. — Растет число срывов психических. Порой возникают теракты на основе как раз того, что унижают теперь, деньги, последние по факту отжимают. И бандитизм параллельно начинает дышать полной грудью, ибо бизнесменам нашим кроме ЧОПа нужен еще и кастет бандита для того, чтобы конкурентов шугать и убивать порой, — загнуты четвертый и пятый пальцы. — Вся Федерация сразу стала криминогенной зоной, а параллельно шли сокращения учителей, врачей, преподавателей из ВУЗов, сокращения финансирований. Частные школы стали массово открываться, гетто стали образовываться. Помню, как начали снова строить человейники, причем понавтыкали так, что люди банально разъехаться во дворах на колесных машинах не могли. А ближайшая стоянка подземная на тысячу мест, квартир в районе около пяти тысяч и однушек, и двушек, и трешек. Как думаешь? Это нормально вообще? А сколько недостроенных осталось? Сколько народу обманули, а сами обогатились и свинтили в центральные миры. Да… А потом была рогарийская война. Предпоследняя, — человек замолчал, потом налил еще одну рюмку и тут же ее выпил. — Тут же еще более весело было.