Пилипченко понял этот ход, заговорщицки посмотрел на Брянцева. Достаточно к списку добавить хотя бы одного человека, и Карыгин провалится. Он, безусловно, соберет меньше голосов, чем другие, и останется за чертой.
Секретаря райкома не покидает выдержка. Он сдержанно выступает против предложения Брянцева, однако создается впечатление, будто Тулупову не нравится Ивановский. Что-то уж очень вязался к нему, целый допрос учинил. Собравшиеся настраиваются против Тулупова, они целиком на стороне Брянцева вступился за Диму, да еще в партком выдвинул. В самом деле: если не Ивановскому, честнейшему парню, быть в парткоме, так кому же?
Не понимая сложившейся ситуации, Прохоров торопится поставить на голосование два предложения. Но Тулупов не дает ему сделать это и убеждает Брянцева снять свое предложение.
А из зала кричат:
- Добавить Ивановского! Голосуйте!
И Диму Ивановского включают в список.
Со своего места Брянцев хорошо видит Карыгина, сидящего в первом ряду. Тот быстро пишет записку и передает Тулупову. У секретаря проясняется лицо, и он тотчас же вносит спасительное предложение: увеличить численный состав парткома на одного человека. Значит, будут избраны все, кто получит больше пятидесяти процентов "за".
Людям безразлично: одним больше, одним меньше, - больше - даже лучше. Они готовы принять предложение Тулупова, но опять поднимается Брянцев.
- Во имя чего это делать? Нам по Уставу положено двадцать три человека - и будьте добры, уложитесь.
- А что это вы взялись учить блюсти партийную дисциплину, - взрывается Тулупов, - если сами ее нарушаете?
Из зала тотчас раздаются голоса:
- Чем же он нарушил?
- А без окрика нельзя?
Карыгин побагровел, склонился на палку. Игра была проиграна.
Когда Брянцев уже сидел в своем кабинете, к нему ввалился Карыгин. Он был страшен. Багровое, оплывшее лицо, мутные глаза. Он не опирался о палку, - нес в руке, забыв сейчас о ней.
- Хотел бы я знать: вы понимали, что делали? - с ненавистью произнес он, глядя на Брянцева немигающими глазами.
Брянцев не смог сдержать улыбки:
- А вы полагаете, что у меня это по наивности получилось? Конечно, понимал!
Карыгин сжал палку так, что у него хрустнули пальцы, резко повернулся и с неожиданным для него проворством вышел из кабинета.
- Оказывается, быстро ходить умеете! - крикнул ему вдогонку Брянцев.
Не успел Брянцев остыть, как появился Тулупов. Выражение его лица тоже не предвещало ничего хорошего.
- Я вас не узнаю, Алексей Алексеевич...
- Давно? - сдержанно спросил Брянцев. Он не чувствовал себя виноватым перед этим человеком. Он поступил так, как подсказывала ему совесть.
- Сегодня.
- По-моему, это началось раньше. С тех пор как вы стали больше слушать обо мне, чем меня.
- А вы ведите себя так, чтобы о вас не говорили!
- В этом кресле такое исключено. Говорить всегда будут. Кому-то бросил резкое слово, кому-то квартиру не дал, с кого-то добросовестной работы потребовал.
- Вот, вот! Значит, недоброжелателей у вас достаточно. А вы не подумали, что в результате вашего демарша вы можете не попасть в состав партийного комитета? Ивановский попадет, а вы - нет.
Эта мысль действительно не приходила Брянцеву в голову. А ведь может такое случиться. Недовольных директором на заводе всегда больше, чем кем-либо другим, он никогда не соберет ста процентов "за". И если получит хотя бы на один голос меньше, чем Карыгин, финал будет неожиданным: Карыгин войдет в партком, а он, директор завода, нет.
Выражение озабоченности, появившееся в глазах Брянцева, не укрылось от Тулупова. Он был доволен произведенным эффектом.
- Вы, конечно, о себе не подумали, когда подкладывали петарду под Карыгина, - сказал он.
- И вы обо мне не подумали, когда пытались протащить Карыгина.
- Признаюсь, да! Но вам-то чего вожжа под хвост попала?
- У меня отвращение к таким типам с детских лет.
- Алексей Алексеевич, давайте поговорим по душам, - неожиданно миролюбиво предложил Тулупов и уселся в кресло, всем своим видом подчеркивая, что беседа будет продолжительной.
- Охотно. Если у вас есть...
- Душа?
- Если есть такое желание.
- Есть. Кое-что накопилось.
- Вот и зря. Не надо было копить. Появилось что - выкладывайте сразу. Я лично против таких накоплений.
Тон Брянцева не нравился Тулупову. Таким тоном могут разговаривать равный с равным, а он все-таки секретарь райкома... Нет, прав, конечно, Карыгин, что рядовой секретарь парткома с этим директором не справится. Здесь нужен человек волевой, такой, как Карыгин.
- Алексей Алексеевич, почему вы берете на себя смелость меня учить?
- А вы почему? Я все-таки лет на пять - на шесть старше вас. И по партийному стажу старше. И почему вы считаете себя лучшим коммунистом, чем я? Ведь личные качества наши приходят с жизнью, с опытом, а не со стулом, на который нас сажают. Я не говорю о вас. Но часто бывает: посадят человека в кресло - и он уже оракул. Держит себя так, будто сразу и ума ему прибавилось, и знаний, и чутья. Смешно получается: почему-то все считают себя вправе учить директора. Доверяют ему многотысячный коллектив, миллионные средства, а любой инструктор любой организации, даже из финотдела, его поучает.
- Какие у вас ко мне претензии? - спросил Тулупов.
- До сих пор не было никаких. Сегодня появились. Вы применяете неприемлемый метод - нажим. У нас свободно разрешалось добавлять кандидатов к списку, и никаких бед от этого не было. Ни одного сукиного сына ни разу в партком не избрали.
- Что вы знаете о Карыгине? - спросил Тулупов, поняв наконец, что Брянцев действовал так решительно не из мелких соображений, а в силу глубокой убежденности в своей правоте.
- Многое. Но, к сожалению, ничего не могу доказать. Поэтому и не дал формально отвода. А вот в беседе по душам - могу.
И Брянцев стал рассказывать Тулупову о теневых сторонах биографии Карыгина, историю его падения.
Тулупов не усидел на стуле. Встал и слушал, нервно шагая вдоль длинного стола, приставленного к письменному. Он живой, порывистый в движениях, и не научился еще придавать своему лицу непроницаемое выражение, свойственное некоторым многоопытным руководящим работникам. Оно отражало все, что он думал, что переживал, и поэтому нравилось Брянцеву.
- Зря не поставили меня в известность раньше, - упрекнул он Брянцева, когда тот умолк.