— Всё, всё, сдаюсь.
Пальцы сами набрали номер. Мама ответила почти сразу её голос был немного сонным, но тёплым. Я коротко объяснила, что задержалась у Леры, что всё в порядке, и что очень хочется просто отдохнуть, без лишних разговоров.
Мама выдохнула:
— Хорошо. Главное выспись, и передай привет Лере.
— Передам, — улыбнулась я. — Спасибо.
Когда я вернулась в комнату, Лера уже рылась в ящике с фильмами.
— Что, суши с лососем или с авокадо? — спросила она. — Или берём всё и живём без принципов?
— Без принципов, — ответила я. — Сегодня можно.
— Вот это правильный настрой! — кивнул Коля. — Официально объявляю вечер нулевой ответственности открытым.
И действительно всё стало чуть легче.Смех, запах соевого соуса, дурацкий фильм, который мы не досмотрели заснули где-то на середине, под пледами, с пустыми коробками и кружками на полу.В ту ночь я не думала о Софье.Не думала о репетиции, о зале, о том, что скажут или промолчат.Впервые за долгое время я просто жила без оглядки, без спешки.
И с удивлением поняла, что мир не рухнул. Он просто стал чуть добрее.Потому что кто-то однажды сказал «Останься»
26
Я вернулась домой чуть позже полудня.В подъезде пахло хлебом и пыльцой от распустившейся сирени во дворе. Лифт, как обычно, скрипел на поворотах будто был недоволен, что снова кого-то везёт. Вот тебе и элитный дом. Сколько уже обещают починить толку ноль.
На площадке у нашей двери стояла коробка с доставкой. Мама, видимо, снова заказала косметику, о которой потом забудет.Открыла своим ключом. В квартире было тихо той особенной тишиной, которая бывает только после чьего-то отсутствия. Или, наоборот, перед чьим-то возвращением.
— Это я, — сказала я в пустоту, будто квартира должна была мне ответить.
На кухне пахло кофе. Значит, мама недавно была здесь. Я сняла куртку, кроссовки, прошла в комнату. На кровати лежал аккуратно сложенный свитер тот самый, который я бросила в кресло позавчера. Кто-то его за меня сложил. Маленький акт заботы. Почти незаметный но ощутимый.
Через минуту в коридоре послышались шаги.
— Привет, — заглянула мама. — Ты как?
Я пожала плечами.
— Лучше. Спасибо, что отпустила.
— Ну ты же не в тундру поехала. Лера, это почти как санаторий. Только с суши.
Я усмехнулась.
— Ага, и с терапией в виде оладий.
Мама подошла ближе, поправила выбившуюся прядь у меня на лбу.
— Выглядишь спокойнее. Устала?
— Немного. Но… в хорошем смысле.
— Тогда отдохни ещё немного. Я сварю суп. Макар вернётся к ужину.
Я кивнула и села на подоконник. Окно было открыто, сквозняк шевелил штору. Солнце било в глаза, но я не отодвинулась. В голове было тихо. Как будто всё расставилось по местам, не навсегда, не окончательно, но хоть на сейчас.Телефон завибрировал.
Сообщение от Сеньки:
«Сегодня пробежка в парке. Утром вспомнил, как мы в детстве скакали через скакалку, будто от этого зависит судьба вселенной.Если будет тяжело вспомни. Всё, что по-настоящему важно, — остаётся.»
Я закрыла глаза.Да. Остаётся.
Лера. Коля. Оладьи. Мамино молчаливое «будь».Сенька, который пишет, будто держит меня за руку, даже издалека.И то, как я возвращаюсь домой не в убегание, а в точку отсчёта.
К вечеру в квартире снова зазвучали шаги.Узнаваемые тяжёлые, небрежные, будто человек с самого входа хочет показать, как ему всё равно. Макар вернулся.Я услышала, как он стянул куртку, пнул кроссовки в сторону и буркнул что-то маме вроде «нормально всё». Всё как всегда.
Я сидела на кухне, обхватив ладонями кружку с чаем. Мама ушла в комнату, оставив нам поле для манёвра. Макар прошёл мимо, потом вернулся, открыл холодильник, уставился внутрь как в бездну.
— Там суп, — сказала я.
— Знаю, — буркнул он. — Просто на что-нибудь вдохновиться хочется.
— Ты в художку подался?
Он закрыл холодильник, налил себе воды и сел напротив. Несколько секунд молча смотрел на меня. Потом сказал:
— Ты изменилась.
Я пожала плечами.
— Все меняются. Ты вот тоже научился не хамить сразу.
Он фыркнул.
— А ты научилась говорить, не прячась.
Пауза.В ней было больше, чем в любой фразе. Мы редко разговаривали по-настоящему. Обычно через шуточки, намёки, тычки. Как будто боялись задеть что-то важное. А сегодня, кажется, всё равно.
— Мама сказала, ты у Леры ночевала, — продолжил он, ковыряя ложкой край стола. — Ты правда в порядке?
— Уже ближе к «да», чем к «нет».
— Ага. Значит, действительно изменилась.
Он замолчал, потом добавил, почти шёпотом:
— Я когда узнал про эти… кнопки… думал, ты сломаешься.
Я сжала ладони крепче.
— Почти.
— Но не сломалась.
Я кивнула.
Макар встал, подошёл к плите, взял кастрюлю с супом, налил себе.
— Просто знай, — сказал он, не глядя, — если кто-то ещё раз попробует что-то в твоих пуантах спрятать — я этого «кого-то» сам в рояль засуну. Полностью. В сборе.
Я усмехнулась.
— Это очень по-семейному.
— Мы и есть семья, — бросил он, садясь обратно. — Не идеальная. Не слишком разговорчивая. Но ты же знаешь если что, я рядом. Хоть и ржу половину времени.
— Именно поэтому и важно, — ответила я. — Потому что даже сквозь твой идиотский юмор по-настоящему.
Мы посидели ещё немного молча. Только чай, запах супа и редкие фразы, которые больше похожи на касания, чем на речь. Тепло. Немного неловко. Но по-настоящему.
Перед тем как уйти в свою комнату, Макар бросил через плечо:
— А ещё… Он тебе подходит, знаешь? Сенька. Не потому что хороший. А потому что ты с ним — как есть.
Я замерла.
— Это ты сейчас мне сказал что-то хорошее?
— Не привыкать, что я — ходячий сюрприз.
И хлопнул дверью.
А я осталась сидеть, с чашкой в руках и чем-то странным под сердцем. Не боль. Не тревога. А будто воздух внутри сменился. Стал чище. Свободнее.Позже, уже в своей комнате, я долго смотрела в потолок.
Лампа у кровати горела тёплым светом, мягко подсвечивая книжную полку и открытую тетрадь. Я не читала, не писала просто лежала, пока не стихли шаги в коридоре, пока не отзвучал телевизор у родителей, пока дом не перешёл в ночной режим: дышать тише, думать громче.
На прикроватной тумбочке мигнул экран телефона. Сенька.
«Ты дома?»
Я чуть усмехнулась. Он всегда знал, когда писать. Не рано. Не поздно. А в самый нужный момент — между выдохом и вдохом.
Я набрала:
«Дома. Суп ела, чай пила, с Макаром почти не ругалась. День прожит, считай уже достижение.»
Он ответил почти сразу:
«А с мамой?»
«Мама, как теплый плед, только без возможности от него убежать»
«Плед с запахом борща и вечными вопросами „как ты спала“:)»
«Рад, что ты дома. Не просто физически. А… по-настоящему.»
Я прочитала сообщение несколько раз.Он как будто слышал даже то, что я не говорила. Или чувствовал. Я набрала и стёрла сразу несколько ответов. Потом всё-таки написала:
«Я тоже рада. Это была важно уйти, чтобы понять куда хочу возвращаться»
Пауза. Длиннее, чем обычно. Я уже думала, что он не ответит. А потом экран снова мигнул:
«Я тебя жду. Не обязательно в Петербурге. Не обязательно на перроне. Просто жду. Когда ты будешь готова.»
«Ко мне. К нам. К себе.»
Я почувствовала, как сердце стукнуло чуть громче. Не от тревоги от того самого «настоящего», которое накатывает без предупреждения. Как волна. Тихая, но полная.
Я ответила:
«Я иду. Может, не бегу.Но иду.»
Он не стал добивать вопросами или словами. Просто поставил сердечко на мое сообщение, и отправил фотографию. Старая, размытая, где мы вдвоём в детстве, прыгаем через скакалку у школы. У меня кривой хвостик и в носках разные полоски. У него разбитая коленка и такая улыбка, что сразу всё понятно.Я закрыла глаза. И впервые за много дней уснула не от усталости, а от покоя.