27
Утро в студии было почти стерильно. Холодные зеркала, сверкающий паркет, запах магнезии и свежевымытый пол. Пространство, где чувства стираются до техники, а мысли до ритма.Я вошла одной из первых. Полина Михайловна стояла у окна, как обычно в тишине, с чашкой кофе, будто наблюдала за чем-то большим, чем просто улица.
Я поздоровалась, она кивнула строго, но по-матерински. Без слов. Как будто этим кивком говорила:' Я видела, что ты не сбежала.Молодец'
Разминка прошла в тишине. Девочки стелились по залу кто-то тянул стопу, кто-то сидел в шпагате, кто-то шептался. Меня не трогали. Не то чтобы принимали просто отступили, оставив вокруг невидимый круг.И вот шаги. Те, что я узнала бы даже в темноте. Лёгкие, но точные. Софья вошла, будто и не было ничего. Чёрный купальник, строгий пучок, идеальная осанка. Ни одной эмоции на лице. Только взгляд скользящий, цепкий.Она посмотрела на меня. Прямо. Без вызова. Без извинения. Без страха.
И я тоже посмотрела.Ровно.Спокойно.Как человек, который больше не боится быть собой даже если рядом тот, кто мог бы напомнить, как это больно.
Полина Михайловна хлопнула в ладоши.
— У станка. Разминка как обычно. Без истерик, без пауз. Работаем.
Мы заняли места. Софья встала через одну не рядом, но и не в углу. Я почувствовала, как дрожат пальцы, когда бралась за станок. Но потом движение. Плие, батман тандю, порт-де-бра. Тело вспомнило, зачем оно здесь. А разум замолчал.
Мы танцевали.Без слов. Без обвинений.Софья ни разу не подошла, не обернулась, не попыталась говорить. Но когда мы делали комбинацию в диагональ, я почувствовала на себе её взгляд. Не колкий. Внимательный. Словно она пыталась понять: ' Ты вернулась. Значит, не сломалась. И что теперь?
Я не отвела глаза. И не улыбнулась. Просто двигалась. Чисто. Уверенно. Без игры.В конце класса, когда мы поклонились Полине Михайловне, зал снова замер. Кто-то ждал реплики, комментария, новых обвинений. Но тишина осталась тишиной.
Я взяла сумку и пошла к двери. В этот момент Софья прошла мимо, почти плечом к плечу. На долю секунды замедлилась. Не глядя, тихо сказала:
— Сильнее стала.
И ушла.
А я осталась.Не победив. Не проиграв.Просто осталась.
Я задержалась у вешалки. Переводила дыхание, медленно переобувалась. Остальные разошлись быстро, как будто боялись задержаться рядом, где воздух всё ещё был натянут, как струна. Только Полина Михайловна осталась у окна, со всё той же чашкой, но уже без кофе. Лишь тёплая гуща на дне.
— Подойди, — тихо сказала она, не поворачиваясь.
Я подошла. Встала рядом. Мы оба смотрели на улицу. Весна зелень, птицы, школьники с рюкзаками. И стекло, в котором отражались мои плечи. И её взгляд.
— Не думала, что ты так быстро вернёшься, — произнесла она спокойно. — Но рада, что ошиблась.
Я кивнула. Горло пересохло, как перед экзаменом.
— Мне нужно было. Сначала уйти. Потом понять, зачем вернуться.
— И зачем?
Я посмотрела ей в лицо. Не строгое, просто собранное. Как всегда.
— Потому что это моё место. Не единственное. Но настоящее.
Она кивнула, будто ожидала именно такого ответа.
— Ты хорошо держалась. Ни пафоса, ни слёз. Это редкость. В твоём возрасте особенно.
Я усмехнулась.
— А в каком возрасте слёзы перестают мешать?
— В том, когда они становятся выбором, а не автоматической реакцией.
Мы замолчали. На секунду долгую, выстраданную.
— Она… — начала я и осеклась.
— Софья? — уточнила Полина Михайловна.
Я кивнула.
— Сильная. Умная. И очень, очень одинокая. Это не оправдание, но, возможно, причина. Не обостряй. Не прощай, если не хочешь. Но и не жди извинений. Их может не быть.
Я опустила глаза. А потом тихо спросила:
— А если мне всё равно страшно?
Она посмотрела на меня. Внимательно.
— Значит, ты живая. Главное не пусти этот страх в главную роль.
И вдруг мягко дотронулась до моего плеча:
— Танцуй. Пусть говорят, пусть смотрят. Мы оба знаем, для чего ты здесь. А остальное шелуха.
Я кивнула. Почти с улыбкой. Почти с благодарностью, которую сложно сказать вслух.
Уже у двери она добавила:
— А если захочешь поговорить по-настоящему не как ученица, а как человек я здесь. Без протокола.
Я вышла в коридор, и только там поняла, как легко стало дышать.Не потому, что всё позади.А потому, что я перестала убегать.
В раздевалке пахло пудрой, потом и мятным кремом для растяжки. Воздух был тёплый, плотный, как после ливня не из-за температуры, а из-за взглядов, которые я чувствовала кожей.Я переобувалась медленно, не торопясь. Вокруг разговоры вполголоса, шелест пакетов, звук бутылки с водой, упавшей на пол.
Ко мне первой подошла Лида одна из тех, кто всегда была на своей волне, не примыкая ни к одному лагерю. Веснушки, высокий хвост, вечно порванный рюкзак.
— Ты хорошо станцевала, — сказала она, садясь рядом. — Без наигранности. Спокойно.
— Спасибо, — кивнула я. — Просто делала, что умею.
— Знаешь… — Лида понизила голос. — Многие ждали, что ты сорвёшься. Не вернёшься. Или придёшь с криками и скандалом. А ты пришла, и просто встала к станку. Это… действует.
Я молчала. Не из скромности просто не знала, что на это ответить.
— Софья теперь смотрит как будто осторожнее, — продолжила Лида. — Не снизу, не сверху. Вровень. Ты ей интересна. А это опаснее, чем если бы она тебя не замечала.
— Я не собираюсь с ней соревноваться, — тихо сказала я. — Мне это не нужно.
Лида чуть улыбнулась.
— Знаешь, если хочешь, могу иногда быть с тобой в паре. Ну, для отработки. Просто… чтоб не одна.
Я удивлённо посмотрела на неё.
— Ты уверена?
— Ну… я не святой человек, — фыркнула Лида. — Я тоже люблю посплетничать. Но то, как ты держалась после кнопок в пуантах… это не показуха. Это характер. Так что, если ты ок, я тоже ок.
— Спасибо, — сказала я. И вдруг впервые за всё утро почувствовала: что вокруг не только стены.
Лида встала, поправила маечку.
— А ещё, — бросила она на ходу, — если что, у меня всегда есть жвачка и наушники. От сплетен и дурацких взглядов.
Я улыбнулась.Маленький щит, но он тоже имеет вес.
Коридор за студией был узкий и прохладный, тусклый свет, покосившийся плакат с афишей прошлого сезона, запах пыли и лака для волос. Я шла к выходу, когда дверь в уборную открылась, и из неё вышла она.Соня.
Мы столкнулись почти плечом к плечу тот неловкий момент, когда невозможно «не заметить».Она остановилась на секунду. Взгляд быстрый, сканирующий. Я тоже.Внутри всё сжалось, как от холодной воды.
— Извини, — коротко бросила она. Не холодно, не с вызовом. Просто — по-человечески.
Я кивнула.
— Всё в порядке.
Молчание.
Прошло всего три секунды, но казалось, что мир успел один раз вдохнуть и выдохнуть.
Софья посмотрела куда-то в сторону, к доске объявлений, потом снова на меня.
— Ты хорошо двигаешься. Даже когда нервничаешь.
— Я старалась.
— Не старайся. Просто делай. — Она говорила быстро, будто заранее знала, что не хочет затягивать. — Ты не из тех, кого надо жалеть. Это… раздражает. Но и заслуживает уважения.
Я не знала, что ответить.Не «спасибо». Не «ты тоже».Просто кивнула. И, прежде чем отвернуться, сказала:
— Я не враг тебе, Софья. Даже если ты иногда этого хочешь.
Она чуть дернулась. Как будто слова ударили не по лицу, глубже.
— Не уверена, что умею в «не врагов», — прошептала она, и тут же ушла, не дожидаясь ни прощания, ни реакции.
Я осталась стоять.В коридоре всё было как раньше. Только я, уже нет.
Дома было почти темно. Солнечный день уже прошёл, и комната дышала серым сумраком, мягким и вязким, как тёплый плед. Я сняла куртку, бросила сумку у двери. Шум ключей, стук каблука по порогу, тихое щелканье выключателя.
Пусто. Никого.
На кухне чашка, оставленная кем-то утром. Половина яблока, потемневшего на тарелке. Что-то родное в этом в следах чьего-то присутствия, даже если никого рядом нет.Я прошла в комнату, села на кровать, оперлась на руки.Мозг всё ещё прокручивал её голос. Сухое «извини». Усталая честность: «Не уверена, что умею в „не врагов“».