Я вышла оттуда с дрожащими руками, а Лера всё повторяла:
— Тебе нужно рассказать Сене. Он должен знать.
Но как рассказать, если он молчит?
Прошло уже несколько часов, и с каждой минутой моя тревога росла. Что, если… с ним действительно что-то случилось?
Не выдержав, я вскочила, схватила кофту и выбежала из комнаты.
— Сенька, ты куда? — крикнула мама из кухни, но я уже натягивала кроссовки на ходу.
— Я до Баженовых. Сеня весь день не отвечает. Я… боюсь. Вдруг что-то произошло.
— Может, я Лене позвоню? — озабоченно отозвалась мама.
— Нет. Они живут всего на этаж выше. Я сама поднимусь. Хочу его видеть.
Лифт не приходил. Я нажала кнопку ещё раз, но не выдержав, бросилась вверх по лестнице. Сердце колотилось в груди так, будто хотело вырваться наружу.
Один лестничный пролёт, и я перед знакомой дверью. Я нажала на звонок.
Послышались шаги. Через мгновение дверь открылась, и на пороге появилась тётя Лена, с полотенцем на плече, в домашнем, чуть смущённом виде.
— Сень, милая, как ты?
— Здравствуйте… тётя Лена. А Сеня дома? — спросила я, пытаясь держать голос ровным.
Она замялась.
— Он… он поехал к Соне. В аптеку, за витаминами. Скоро должен быть.Ты проходи, я пирог испекла, как раз чайник на плите. Посидим.
Её голос был мягким, но в нём чувствовалась неловкость. Почти вина.
Я застыла на пороге, не зная, куда деть руки.
— Спасибо. Я лучше пойду. Если он придёт скажите, пожалуйста, чтобы набрал мне.
Она кивнула, жалея, наверное, и меня, и сына. А я отвернулась и пошла по лестнице вниз, будто скатываясь по этой ступенчатой грусти прямо в ночь.
Он у Сони.
Он поехал за витаминами.
Он заботится.
А я… я всё ещё жду, чтобы он выбрал меня. Хоть когда-нибудь.
42. Арсений
Решение пришло внезапно, как вспышка молнии в тихую ночь. Стоило лишь один раз увидеть, в каких условиях живёт Соня, и всё стало ясно. Холодная, тесная квартира, пропитанная запахом дешёвого табака, затхлого воздуха и несбывшихся надежд. Вечно пьяный отчим на кухне и мать, чьё сердце давно закрылось. Для неё чужой мужчина был важнее родной дочери.
Я смотрел на Соню и чувствовал, как внутри сжимается всё. Уставшее лицо, в глазах тень тревоги и боли, тонкие пальцы, судорожно теребящие рукав растянутого свитера. Она будто пыталась спрятаться в нём, исчезнуть. Её молчание говорило громче любого крика.
— Сонь, собирай вещи, — сказал я тихо, спокойно, насколько мог. Но в груди всё бушевало. Я не мог позволить ей оставаться здесь. Не сейчас. Не в таком положении.
За стеной снова поднялся голос хриплый, женский, полный злобы. Мать. Очередной бессмысленный упрёк, очередной выпад.
Соня подняла глаза. Взгляд растерянный, настороженный. В нём дрожало что-то детское, сломленное, не способное поверить в спасение.
— В смысле?.. Куда? — прошептала она.
Я ничего не объяснял. Просто развернулся и вышел на балкон там хотя бы можно было вдохнуть полной грудью. Набрал Бориса, помощника отца.
— Борис, добрый вечер.
— Добрый. Всё в порядке?
— Срочно нужен контакт риелтора. Квартира. Уютная, тихая. Район хороший… нет, отличный.
— Сделаю, — коротко ответил он.
Я вернулся в комнату. Соня всё ещё стояла посреди неё тонкая, почти прозрачная, как акварель, которую вот-вот смоет дождём. И всё же в её взгляде на секунду мелькнула искра надежда. Робкая, осторожная.
Я боялся представить, что будет, когда Сенька узнает, что я забрал её. Но поступить иначе не мог. Она ждала ребёнка. Моего ребёнка. И ни Соня, ни наш будущий ребенок не должны были больше дышать этим ядом.
Я собирался дать им другое. Настоящее. Без страха, без боли. Дом. Семью.
Переезд случился в тот же вечер. Стремительно, почти на бегу, будто внутри нас жила одна и та же тихая паника, стоит замешкаться и всё, что было решено сердцем, снова рассыплется в пыль. Борис сработал быстро, как всегда. Квартира с большими окнами, свежими стенами, охраной у входа и запахом чего-то нового, почти стерильного. Подъезд не пах ни сыростью, ни чужими жизнями. Только началом.
Соня молчала, пока собирала свои вещи. Их было немного. В основном это были летние вещи и пара книг, которые она перечитывала по вечерам, чтобы хоть как-то отвлечься от реальности. Я смотрел, как она проводит рукой по каждой мелочи, будто прощаясь с прошлым или убеждая себя, что у неё действительно будет новое завтра.
Когда мы проходили мимо кухни, её мать даже не повернула головы. Что-то буркнула себе под нос, впрочем без особой агрессии. Просто с безразличием, которое ранит острее крика. Соня сжалась, будто от толчка, но не остановилась. Только прижала крепче свёрток с вещами.
В машине она молчала. Смотрела в окно, и, кажется, даже не моргала. Я не торопил. Я понимал. Дал ей время, и пространство.
— Ты в безопасности теперь, — сказал я, когда мы остановились у дома.
Она медленно повернулась ко мне. В её глазах всё ещё стоял страх но уже не перед внешним миром. Скорее перед тем, что ей казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой.
— А если… если всё это сон? — прошептала она.
Я не знал, что сказать. Не знал, как правильно. Внутри у меня всё перекручивалось в тугой узел. Я чувствовал вину перед Есенией. Перед той, кому когда-то поклялся, что ничего не изменится. Но всё менялось. С каждым днём, с каждым шагом к новой жизни, я всё яснее понимал, назад дороги уже нет. Я боялся потерять Сеню до боли. Но и Соню оставить не мог.
Она нуждалась во мне. Звонила каждый день с вопросами, просьбами, просто чтобы услышать мой голос. Я был рядом. Я не мог иначе. Она носила моего ребёнка. А пока я помогал ей забывал о той, которая когда-то была всем.
Сене хватало пары слов, взгляда и я чувствовал себя целым. А теперь… теперь я разрывался. Между боксом, делами отца, Соней и своей настоящей, самой глубокой болью невозможностью быть рядом с той, кого по-настоящему любил.
Мой телефон давно сел, и я боялся представить, сколько сообщений я пропустил. Сколько раз она звонила. Ждала. Верила.
Квартира встретила нас тишиной. Тёплый свет ламп, пустые стены, мягкий воздух. Здесь не было ни боли, ни чужого крика. Только новый, пугающий своей непривычной свободой, мир.
Соня прошла внутрь, неуверенно, словно гость. Заглянула в спальню, провела пальцами по подоконнику, присела на край кровати.
— Здесь нет запаха… — тихо сказала она. — И никто не кричит.
— И не будет, — пообещал я.
Она кивнула. И впервые за всё это время улыбнулась. Сдержанно, едва заметно, но от этой улыбки в груди защемило.
Я подошёл ближе, протянул ей карту.
— Обустраивайся. На ней деньги, используй, как потребуется.
— Сень, не нужно… — Она округлила глаза, словно не верила, что имеет право взять.
— Соня, ты носишь моего ребёнка. Тебе нужны витамины, еда, спокойствие. Завтра сходи за покупками, возьми всё необходимое. В квартире почти ничего нет, но я уже сделал онлайн-заказ курьер скоро привезёт. Мне пора.
— Спасибо, Сень… — прошептала она, и вдруг обняла меня, резко, по-настоящему. Как будто хотела удержать. Но, почувствовав, как я замираю, тут же отпустила.
Отодвинулась. Слишком быстро. Слишком тихо.
Я почувствовал, как снова накатывает вина. Глухая, липкая. Перед той, чьё имя не мог произнести вслух в эти стены.
43
После занятий по балету мы с Лерой решили немного прогуляться просто пройтись, подышать, разрядиться. Я совсем не хотела возвращаться домой. Сидеть в тишине, прокручивать в голове одно и то же, ждать… надеяться. На что сама не знала.
— Давай зайдём в ЦУМ? — вдруг предложила Лера. — Я хотела Коле кроссовки посмотреть, может повезёт.
Я кивнула. Не потому что хотела, скорее потому что не хотела ничего. Лучше быть в людях, чем тонуть в мыслях.
ЦУМ встретил нас привычным гулом голосов, светом витрин и лёгким запахом кофе с первого этажа. Мы пошли к эскалатору, и в этот момент я услышала голос. Голос, который знала до боли. Голос, от которого сжималось сердце и тут же начинало колотиться в панике.