Он закрыл глаза, будто проглотил горечь моих слов.
— А ты? — спросила я. — Ты был с ней?.. С Соней?
Он покачал головой.
— После того как она… объявила, что беременна, я попытался быть рядом. Не ради неё. Ради ребёнка. Но… между нами не было ничего настоящего. Ни привязанности, ни тепла. Мы оба это понимали, даже если не признавались вслух.
Он замолчал, провёл рукой по столу, будто стирал прошлое.
— Всё это время, Сенька… я держался только за одно — за то, что, возможно, когда-нибудь я снова услышу твой голос.
Между нами повисла пауза. На этот раз — не тяжёлая, а почти светлая. Как вдох перед чем-то важным.
Я встала, обошла стол, остановилась рядом.
— Я не знаю, к чему это приведёт, — прошептала я. — Но сейчас… я не хочу уходить.
Он поднял голову. В его глазах блеснули огоньки — едва уловимые, но живые.
— Тогда останься. Не чтобы забыть, а чтобы вспомнить. Кто мы были. И кем можем снова стать.
Я кивнула.
И в этот момент всё стало просто. Без драмы. Без громких обещаний. Только двое — уставших, пораненных, но всё ещё живых сердец
Он не дотрагивался. Просто сидел рядом. И этого было достаточно.Ночь опустилась медленно, будто сама боялась потревожить то, что начинало рождаться между нами.
Мы сидели в гостиной, почти в полной темноте. Только слабый свет от лампы в углу — тёплый, мягкий — освещал наши силуэты. Он принес плед и накинул его на мои плечи, не спрашивая, хочу ли я. Просто сделал. Осторожно. Заботливо.
— Не помню, когда в последний раз чувствовала себя в безопасности, — прошептала я.
Он повернул голову, не отрывая взгляда от моего лица.
— Я всё это время чувствовал себя виноватым. А теперь просто хочу быть рядом. Так, как ты позволишь. Без давления.
Я потянулась, прислонилась к его плечу. Сначала чуть-чуть, едва касаясь. Но он не пошевелился. Не напрягся. Только тише выдохнул, будто с облегчением. И тогда я положила голову ему на грудь.
В этой тишине мы сидели долго.
Он не касался меня без разрешения. Не торопил, не звал. Только гладил большим пальцем мою руку — круг за кругом, будто заговаривая боль.
А потом, когда глаза начали слипаться от усталости, он поднялся.
— Хочешь остаться? — спросил он, тихо. — У меня есть гостевая комната. Или… можешь лечь рядом. Просто лечь. Без ожиданий.
Я не ответила. Только кивнула.
Спальня была тёплой, в ней пахло свежим бельём и чем-то очень его — смесью кофе, бергамота и чего-то неуловимо родного.
Я легла на один край кровати, отвернувшись к окну. Он улёгся рядом, даже не пытаясь обнять. Уважение в его молчании тронуло сильнее, чем любой порыв.
Минут через десять, нащупав его ладонь под одеялом, я сжала её.
И он понял.
Он прижался ко мне мягко, осторожно, всем телом. Не как мужчина, желающий, а как тот, кто скучал. Кто мечтал просто побыть рядом.
Он обнял меня сзади, укрывая собой, и я почувствовала, как под его рёбрами снова стучит то самое сердце. Сбитое, виноватое, но по-прежнему моё.
В эту ночь мы не говорили.
Не любили телами.
Мы просто были. Вместе.
И, впервые за долгое время, я уснула без боли.
Утро пришло не с тревогой, а с чем-то новым — светлым, почти невесомым.
Я проснулась первой. В комнате было полутемно, шторы мягко пропускали утренний свет. Он всё ещё спал, одна рука лежала на моей талии. Спокойное лицо. Как будто впервые за месяцы он тоже нашёл покой.
Я не хотела шевелиться. Не хотела разрушать этот миг.
Просто лежала, слушая его дыхание, и вдыхала аромат утра — кофе, дождь за окном и его кожа рядом.
Это было не «снова вместе».
Это было впервые по-настоящему.
51
Когда он проснулся, первое, что сделал улыбнулся. Сначала едва заметно, как будто самому себе. Потом мне. Не спросил, как я спала. Просто посмотрел так, будто знал ответ.
— Доброе утро, Сенька, — шепнул он.
Я кивнула, не отводя взгляда. Он провёл тыльной стороной ладони по моим волосам так бережно, как трогают крыло бабочки, боясь разрушить его тонкую структуру.
Мы почти не говорили. Слова могли спугнуть хрупкое, невесомое утро то особое состояние, когда мир будто замирает между сном и реальностью, и ничто не требует объяснений. Я впервые за долгое время никуда не спешила. Не бежала от чего-то. Не убегала от себя.
Он ушёл на кухню варить кофе, а я осталась под одеялом, натянув его до плеч. Через несколько минут он вернулся с двумя чашками.
— Без сахара, с молоком. Я не ошибся?
— Не ошибся, — ответила я, принимая чашку.
Мы пили кофе в тишине. За окном моросил дождь, и казалось, будто весь остальной мир отступил куда-то за стекло — с его тревогами, ложью, ожиданиями и… Соней.
И тогда, словно раскат забытой грозы, зазвонил его телефон.
Он бросил взгляд на экран. Брови едва заметно сдвинулись.
— Это она, — тихо сказал он. — Соня.
Моё сердце будто сделало шаг назад. Я не ревновала. Нет. Это было нечто другое. Предчувствие вязкое, холодное, почти осязаемое.
— Ответь, — сказала я. — Только включи громкую связь.
Он колебался всего миг, затем кивнул, поставил телефон на тумбочку и нажал на экран.
— Алло?
Голос Сони был другим. Без напускной мягкости, без лжи только усталость, острая, на грани с отчаянием.
— Я не могу до тебя дозвониться со вчерашнего дня. Мне надоело. Почему я всегда должна за тобой бегать? Это наш ребёнок, Арс. Наш. И мы оба за него в ответе. Я хочу, чтобы ты сейчас же приехал.
Он молчал. Только пальцы медленно сжались в кулак на колене.
— Пора ехать по магазинам. Сумка в роддом, пелёнки, бутылочки, я не справлюсь одна. Или ты надеешься, что всё решится само собой?
Я видела, как его лицо напряглось. Дыхание стало неровным. Словно с каждой её фразой он всё глубже уходил в какую-то бездну.
— Нам нужно поговорить, Соня.
Она замолчала на мгновение, насторожилась.
— Зачем? Что случилось?
В её голосе было нечто похожее на страх. Будто она заранее знала, куда ведёт этот разговор.
— Ты сказала ему? — хрипло спросил он.
— Кому?
— Парню, от которого ты беременна.
Тишина. И только дождь за окном.
— Я говорю с ним по телефону прямо сейчас, — ответила она наконец. Голос её дрожал.
Он опустил голову, сжал пальцами переносицу.
— Вот как… Значит, идёшь до конца?
— О чём ты? Ты меня в чём-то обвиняешь? — в её голосе прорвалась истерика.
— Ты всё прекрасно понимаешь. Но продолжаешь идти по головам, Соня. Дело твоё. Только знай: вокруг пальца меня обвести не получится. Если это не мой ребёнок, советую признаться — пока не поздно. Это не угроза. Пока нет. Это предупреждение.
Он отключил звонок. Экран телефона погас.
Я не сказала ни слова. Просто положила ладонь ему на плечо.
Он сидел неподвижно. Будто не мог до конца поверить в то, что только что услышал. Или, может быть, слишком хорошо верил, и именно это пугало его сильнее всего.
Я не знала, что сказать. Да и нужно ли было говорить? Всё, что могло быть сказано — уже случилось. Голос Сони, острый, как ржавое лезвие, всё ещё звенел в ушах. А молчание Сеньки было не менее оглушающим.
Он сидел, уткнувшись взглядом в пустоту, будто искал в ней ответы. Плечи его опустились, руки лежали на коленях —крепкие, знакомые, любимые. Только сейчас они казались чужими. Как и он сам.
— Сень… — позвала я тихо. Он не отозвался.
Я подалась ближе, присела рядом, едва касаясь бедром его бедра. Кофе остыл в чашках. Утро кончилось.
— Она все таки солгала, да? — Я спросила, не поднимая глаз.
— Я знал, — выдохнул он. — Где-то внутри знал с самого начала. Просто… боялся произнести это вслух. А пока не произнесёшь — будто и не существует.
Я почувствовала, как он вздрогнул не от холода, не от страха. От усталости.
— Почему ты не сказал мне раньше?
Он посмотрел на меня. Медленно, будто только сейчас заметил, что я всё это время рядом.