— С утра тянуло живот. Я испугалась… Вдруг угроза. Я не могла рисковать. Ты ведь не хочешь, чтобы я потеряла?
Она подвинула ко мне лист. Штамп, дата, подпись. Всё было. Но не то. Слишком обобщённо. Слишком «по учебнику». Я прочитал. Потом — ещё раз. Сложил лист пополам.
— Ты даже печати научилась подделывать?
— Что?
— Эта не отсюда. Здесь форму бланков не меняли больше года. Я проходил медосмотр два месяца назад.
Её лицо дёрнулось. Едва. Но мне хватило.
— Ты врёшь, Соня. Не потому что боишься. А потому что умеешь.
Она вскочила. Бумага упала на пол.
— Я не вру! Ты просто хочешь верить в своё счастье с ней! Скажи честно — ты вообще знаешь, кто из нас настоящая?
Я молча поднял бумагу. Сложил. Положил на тумбочку.
— Я знаю. Настоящая — не манипулирует чужими страхами. Не придумывает беременность. Не подделывает справки. И не держит другого рядом через жалость.
Она снова села. Резко. Будто обессилела.
— Я просто боялась, что ты уйдёшь.
— Я уже ушёл. Ты просто не хотела этого видеть.
Она молчала. Смотрела, будто надеялась, что я подойду. Пожалею. Дотронусь до плеча.
Я встал.
— Последний раз, Соня. Не звони. Не пиши. Не прикидывайся, что тебе плохо. Потому что в следующий раз я не приеду. И это будет правильно.
Она смотрела на меня исподлобья, дыхание сбивалось.
— Да, это не твой ребёнок, Баженов! — выкрикнула она вдруг. — Но что ты на меня так смотришь? Ты сам виноват. Поверил!
Я глубоко вдохнул. Медленно. Чтобы не сорваться.
— Ты почти разрушила мою жизнь. Ты это понимаешь?
— А ты — мою! Если бы не твоя зазноба, всё было бы иначе!
— Нет. Даже если бы её не было, у нас всё равно ничего не вышло бы. У тебя ложь — в каждом шаге. Я не мог бы это терпеть. Ни дня.
Она смотрела зло. Почти с ненавистью. Почти с мольбой.
— Вы все одинаковые. Золотая молодёжь. С детства всё по блюдечку. А я, по-твоему, кто? У меня что, был выбор?
— Был. Ты могла сказать правду. Но выбрала другое.
Я сделал паузу. Чётко, спокойно:
— Я с самого начала говорил тебе: я помогу. Как отец. Только не как партнёр. Но ты это проигнорировала. Ты хотела меня силой.
Она опустила взгляд.
— К тому же, — продолжил я, — у твоего ребёнка есть отец. Пашка, который работает на СТО у своего отца. Насколько я знаю, он в курсе. И не отказывается. Ты говорила, что он тебя не потянет — но это уже не моя проблема.
Я вынул из внутреннего кармана конверт. Положил на столик.
— Квартира оплачена на три месяца вперёд. Этого хватит, чтобы определиться, как ты собираешься жить дальше. Без меня. Прощай.
Она ничего не ответила. Только молча опустила голову. И заплакала.
Я вышел в коридор. И только там — позволил себе вдохнуть. По-настоящему. В лёгких было пусто, как будто выжжено изнутри. Но это был уже воздух свободы.
52
Пока Сеня поехал к Соне, я решила немного похозяйничать у него дома— прибраться, приготовить что-нибудь вкусное. Внутри было спокойно. Я знала, что всё идёт к логическому завершению, и совсем скоро тот кошмар, через который мы прошли, останется в прошлом.
Телефон зазвонил, вырывая меня из мыслей. На экране — «Мама».
— Привет, мам, — я постаралась звучать бодро.
— Ну, привет, дочь. Ты куда пропала? — голос был тёплый, но с ноткой упрёка. — Вроде на одну ночь к Лере с ночёвкой поехала. Мы уже начали волноваться. Во сколько будешь выезжать домой? Хочешь, я попрошу Бориса за тобой заехать?
Я замялась, глядя на свой отражённый силуэт в тёмном экране духовки.
— Мам… — начала я неуверенно. — Я не у Леры.
Пауза. Резкая, как затяжной вдох.
— А у кого? — спросила она напряжённо. Я почти физически почувствовала, как у неё приподнялись брови.
— Я у Сени.
— Есения… — мама протянула моё имя так, будто оно было ей занозой.
— Мам, послушай. Соня не беременна. Она всех обманула. Он сегодня сам поехал к ней, чтобы во всём разобраться и поставить точку. И… я здесь, потому что знаю, что это конец той истории. Наконец-то.
Снова тишина. Только на фоне её дыхание. И что-то далёкое, гулкое — часы в холле, может быть.
— Ты уверена? — наконец произнесла она. — Что всё правда? Что это не просто очередной виток?
— Абсолютно. Я видела ее в кафе вместе с парнем от которого она беременна, и это точно не Сеня… И видела его глаза, когда он всё понял. Мам, я бы не осталась здесь, если бы не была уверена.
Она медленно выдохнула в трубку.
— Просто ты сказала, что у Леры. А в итоге… — голос дрогнул. — Ты взрослая, Есения. Но я всё ещё твоя мать. И я переживаю.
— Я знаю. Прости, что соврала. Я просто… боялась говорить, пока всё не прояснится. Но теперь бояться нечего.
— А ты уверена в нём? — спросила она, уже мягче. — Что он не сделает тебе больно?
— Уверена. — Я посмотрела в сторону двери, за которой должно было вот-вот прозвучать ключевое щелчок. — Он сам через это всё прошёл. Он выбрал не жалость, не привычку. Он выбрал меня.
— И борщ, — добавила мама, чуть насмешливо.
— И борщ, — усмехнулась я.
— Ладно, девочка моя. Раз ты уверена — я спокойна. Только, пожалуйста, не исчезай вот так снова. И хоть иногда звони не как дочь, а как подруга. А то я волнуюсь и чувствую себя старой.
— Мам… — прошептала я с улыбкой. — Ты у меня самая молодая и красивая мама на свете.
— Так и запишем. До вечера, Есения. Жду видеозвонка. И фото борща — не забудь.
— Обязательно.
Мы отключились. Я поставила телефон на стол и вдруг почувствовала, как с плеч свалилось напряжение. Одной правдой стало больше. Одной ложью — меньше.
53. Арсений
Я ехал медленно. В окно стекал вечерний свет, и город будто притих, прижал плечи. Казалось, всё, что было нужно сказать уже сказано. Осталась только дорога домой. Не в квартиру. Не к потолку, который я видел с детства. К ней.
Я знал, что она ждёт.
Ключ щёлкнул в замке тише, чем обычно. Дверь открылась мягко. В квартире пахло хлебом и чем-то её — травами, мёдом, кожей, тишиной.
Она была на кухне. Сидела за столом, подогнув под себя ногу, в свитере, который я когда-то оставил у неё. В руках кружка, волосы собраны небрежно, лицо без косметики. Родная до дрожи.
Она подняла взгляд.
— Ты приехал, — просто сказала она.
Я молча кивнул, поставил сумку у стены. Прошёл, будто боялся спугнуть.
— Как всё прошло? — спросила.
— Тихо. И грязно. Как и должно было закончиться.
Она не отводила взгляд. Не бросалась обнимать. Не задавала лишних вопросов. Только сидела и смотрела. Так, как умеет только она — будто видит меня насквозь, и всё равно принимает.
— Ты сказал ей? — спросила почти шёпотом.
— Всё, что должен был. Больше я ничего не должен.
Она кивнула. Медленно поставила кружку, встала, подошла ко мне. Ничего не говорила. Просто взяла за руку.
В этом жесте было столько силы, что я с трудом стоял.
— Сень, — прошептала она. — Ты теперь здесь. Это всё, что мне нужно знать.
Я прижал её к себе. Крепко. Без слов. Она положила голову на моё плечо. И вот тогда я выдохнул по-настоящему. Наконец.
— Я не хочу больше никуда, Сенька. Ни от тебя, ни от себя. Хватит.
— Значит, останься. Без «если» и «а вдруг». Просто останься.
Я кивнул, целуя её висок.
— Навсегда.
И она сжала мою руку не чтобы удержать, а чтобы напомнить: теперь я не один.
Она не отпустила мою руку, пока мы шли в комнату. И я тоже не хотел отпускать. Будто если разжать пальцы всё это окажется сном. Иллюзией. Тем, что могло бы быть, но не случилось.
На диване лежал мягкий серый плед. Тот самый, под которым мы когда-то смотрели фильмы, делали вид, что просто друзья, и делили попкорн, чтобы случайно касаться пальцами в миске. Теперь — уже не надо притворяться.
Она устроилась рядом, поджав ноги. Я накрыл нас пледом, прижал её к себе, и мы замерли. Ни телевизор, ни музыка, ни разговоры — ничего не было нужно. Только это. Она в моих руках. Её дыхание ровное, чуть тёплое у шеи. Её волосы, как трава под утренним дождём. Живая. Рядом. Моя.