— Всё уляжется? — спросила она, не глядя, просто глядя в окно, где танцевал свет фонаря.
— Уже, — ответил я.
И правда. Впервые за долгие недели не было пульсирующей тревоги. Не было лжи, звонков, сомнений. Всё, что раньше резало изнутри отступило. Она вылечила это своей тишиной. Тем, что не требовала ничего, кроме правды. И давала в ответ себя.
Я прижал губы к её виску. Она вздохнула и положила ладонь мне на грудь. Так просто. Как будто так было всегда.
Мы сидели долго. И даже когда она уснула, не сдвинулась ни на миллиметр, я не пошевелился. Мне не нужно было больше ничего.
Просто держать её. И знать: я дома.
Я проснулся от того, что кто-то на мне спит. Не в переносном, а в самом буквальном смысле. Рука немеет. Подбородок в волосах. Где-то там её колено у меня на бедре. Есения.
Я бы не пошевелился вообще, если бы не то самое онемевшее плечо. Осторожно вывернулся. Попытался. Не получилось.
— Ты меня сбрасываешь? — раздался у меня где-то в шее её заспанный голос.
— Пытаюсь выжить, — фыркнул я. — У меня конечности больше не мои.
Она лениво приподнялась на локте. Волосы растрёпанные, футболка моя. Глаза ещё сонные, но уже смеются.
— Доброе утро, Сеня.
— Очень доброе. Я вроде жив.
— Это временно, — сказала она, встала, зевнула и пошла на кухню. Босиком. Оставляя за собой этот звук — шлеп шлеп по ламинату, как будто это и была музыка утра.
Я встал следом, натянул футболку. Утро пахло кофе и чем-то коричным. Она стояла у плиты, на плече отпечатка от подушки. В этот момент я понял, я не просто дома. Я в жизни, которая мне нравится.
— Ты всегда так варварски спишь? — спросил я, прислоняясь к косяку.
— Только на тебе. Ты как тёплый матрас. Поддающийся.
— Поддающийся⁈ — я рассмеялся. — Это ты ещё не видела, как я храплю.
Она протянула мне кружку.
— Если начнёшь будешь ночевать на балконе.
— Там холодно.
— Бери плед. И кота.
— У нас есть кот?
— Пока нет. Но мне кажется, с тобой его появление вопрос времени.
Мы пили кофе, стоя. Не спеша. Она иногда улыбалась, не поднимая взгляда. Я наблюдал, как солнечный луч упал ей на ключицу. И думал, что если бы можно было остаться в этом моменте, я бы остался.
— Слушай, Сень
— М?
— А у нас теперь что?
Она подняла взгляд. Немного испуганный. Немного смелый.
— Всё, — сказала она. — Наконец-то.
И я понял, что другого ответа мне и не нужно.
54
После долгих разговоров мы с Сеней решили не тянуть. Рассказали родителям радостную новость: мы вместе. По-настоящему. И весь кошмар с Соней позади.
Родители Сени тут же решили отпраздновать и пригласили моих родителей и нас с Сенькой на дачу. Мы подъехали ближе к закату. Дача Баженовых стояла среди сосен, как и всегда светлая, с черепичной крышей и запахом мяса на углях. А ещё шарлотка. Тёплая, коричная. Казалось, дом дышал умиротворением.
— Ну что, готова? — Сеня заглушил мотор, сжал мою руку.
— Если кто-то набросит на меня плед и скажет: «Теперь вы — одна семья», я не ручаюсь за свою реакцию.
— Главное не в маму. Она нервничала с утра.
На крыльце уже стояли его родители. Теть Лена в белом льняном платье, с бокалом вина и мягкой, чуть натянутой улыбкой. Дядя Саша в поло и сандалиях, с широкой, по-настоящему тёплой улыбкой. Рядом — мои родители и Макар. Все говорят наперебой, обнимаются. Атмосфера почти дипломатическая.
— Смотри, как будто встречают делегацию, — шепнул Сеня, обняв меня за талию.
— Тогда давай, дипломат. Вперёд.
Мы поднялись на террасу. Первой ко мне подошла теть Лена:
— Сеня, милая…как хорошо, что всё, наконец, встало на свои места.
Дядь Саша хлопнул сына по плечу:
— Горд тобой, Арс. Не за победы. Не за бокс. А за то, что сумел всё понять. Мужик.
— Спасибо, пап, — ответил Сеня, немного смущённо.
— Ну а теперь — за стол! — бодро скомандовала моя мама. — Все волнения позади. Жить надо!
Длинный деревянный стол был уставлен едой. Блины с лососем, пироги, салаты, индейка, морс, лимонад, вино. Макар уже тянулся за шашлыком.
— А вот и виновники торжества! — улыбнулся он. — Объявили наконец о том, что весь дом знал лет десять.
— Преувеличиваешь, — фыркнула я.
— Ничуть, — подал голос папа. — Я помню, как застал тебя, Есения, у Сеньки на балконе. Он в своём свитере, вы смотрите кино с ноутбука и едите лапшу из одной миски. Март, холод, а вам всё равно. С тех пор я просто ждал, когда вы сами это поймёте.
Сеня рассмеялся:
— А мы-то думали, нас никто не видел.
— Мы всё видели, — с лёгкой усмешкой заметила мама, подливая себе вина. — Просто давали вам пространство. Хотя порой хотелось закричать: «Ну уже!»
Смех прошёлся по кругу. Даже Макар оторвался от торта.
— А Соня… — негромко начал дядь Саша. — Она больше не будет вас тревожить?
Сеня покачал головой:
— Нет. Всё окончательно закрыто. Я поговорил с её родителями, всё объяснил. Она не вернётся.
— А если вдруг вернётся, я сам ей позвоню, — буркнул Макар. — У меня список её выходок — на целую стену.
— Всё, — тихо сказала я. — Сегодня не про неё.
И действительно. Сегодня про возвращение. Про выбор, который больше не нужно прятать.
Сеня взял меня за руку. Его пальцы тёплые, уверенные, спокойные.
Он встал и оглядел всех.
— Я хочу сказать… спасибо. Всем. За то, что были рядом. За то, что не отворачивались, когда было тяжело. За то, что верили в нас, даже молча. Мы это бережём. Очень. И вас тоже.
Он посмотрел на меня. Я почувствовала, как что-то внутри расправляется. Крылья? Наверное.
— Ну, раз уж начал — тост! — воскликнула моя мама. — За настоящую любовь, которая проходит сквозь всё.
— И остаётся, — сказала я.
Бокалы звякнули. За столом вновь раздались голоса, смех, музыка из колонки на террасе. На крыльце кто-то уже включал фонарики. Вечер становился мягким, как плед.
Семья. Не идеальная, не всегда простая. Но теперь целая. Настоящая. Одна.
Наконец-то.
55
Свет просачивался сквозь белые шторы. За окном сосны и утренние птицы. Тишина была какая-то особенная, редкая. Та, что бывает только на даче, где время будто останавливается.
Я проснулась раньше Сеньки. Он лежал на боку, уткнувшись носом в подушку, волосы растрёпаны, плечо открытое и совсем не боксёрское. Такое тёплое, домашнее. Хотелось запомнить это утро. Без слов, без шума. Как знак того, что теперь можно дышать.
Я выбралась из-под одеяла и накинула его старую толстовку. В кухне уже пахло кофе чёрный, крепкий, как у Сеньки всегда. Кто-то из родителей, наверное, встал пораньше. Или это автоматическая кофемашина. На террасе было прохладно. Я вышла босиком, облокотилась о перила. На траве ещё лежала роса. В саду кто-то поливал грядки кажется, теть Лена. Она заметила меня, но не подошла. Только кивнула и снова повернулась к клумбе.
Я вдруг поняла — это и есть настоящее утро взрослой жизни. Не когда ты в платье и с бокалом на вечеринке. А когда на тебе чужая, но родная толстовка, вокруг запахи лета и кофе, а в доме человек, которого ты выбрала.
Сеня вышел позже. Сонный, с примятой щекой.
— Прости, не разбудил? — пробормотал, подходя сзади.
— Нет, — я улыбнулась. — Хотела, чтобы ты поспал.
Он обнял меня. Молча. Так просто, как будто мы так просыпались уже тысячу лет.
— Поедем потом куда-нибудь? — спросил он. — Только ты и я. Без разговоров. Без гостей. Без прошлого.
— Да, — ответила я. — Поехали.
Он прижался щекой к моей макушке. Тишина растянулась между нами не как пустота, а как уютное покрывало. Казалось, в этом утре не было ничего особенного. Но я уже знала: именно такие моменты остаются в памяти — тёплыми, прозрачными, как капля на стекле.