— Что с нами? — истерически хохотнула я. — Холодная война, ну знаешь, как у США и СССР. Или ты думаешь, почему он сказал тебе, что я его никуда не вожу? И сам не из стеснительных, может пройтись. Но нет, знает, как я не хочу его представлять своим братом, или другом тем более. Мстит мне.
Я выбрала вместо юбки и кофты голубой сарафан, потому что он первый попался под руку, и, натянув его, взяла в руки щетку. Грубые рывки по волосам сделали мне больно, зато я наполнилась угрюмой решимостью и ему подпортить настроение. Раз Рашель его хочет, нужно этому поспособствовать. Все же он заслуживает, чтобы она прошлась по нему своими когтями. Родители это одно, а вот нагло портить мне жизнь это другое. К тому же теперь как я поняла, Ирвинг выбрал новое оружие — насмешливое и доброе поведение, подтрунивание, и издевательство, когда он вмешивается в мою жизнь. И сегодня я сама указала ему, как меня побольней можно уязвить.
— Ужас, — не верящим голосом выдохнула Рашель, что заставило меня оглянуться на нее. — Это ты ли вообще? Меня-то всего пару недель не было. Ты же никогда не была отчаянной, или скандалисткой, и тем более я еще не видела на твоем лице такого злобного решительного выражения.
— Мое зеркало видит это выражение, даже не первый раз за этот день. Поверь это самый несносный человек, которого я вижу в своей жизни впервые. Заносчивый козел!
— Вот это да, просто никогда не думала, что в тебе запрограммирована ненависть, — сухо отозвалась она с кровати, наблюдая за тем, как я, выискиваю свою вторую босоножку. Ее лицо, такое идеально заретушированное, чтобы выглядеть как картинка из журнала, следовало за моим передвижением по комнате.
— То есть, запрограммирована? — хрипя от натуги, переспросила я. Наконец подошва, поддалась, и, оторвав ее от пола, я поняла, что она была приклеена. — Вот урод!
Рашель начала что-то говорить, но увидев, как я застыла над босоножкой, замолчала. Я же продолжала смотреть в подошву, словно там было написано, когда он это успел сделать и вообще зачем. Рашель расхохоталась, при этом имея совесть хотя бы душиться. Я не обратила внимание на нее, меня занимало теперь другое.
— Урод! — босоножка полетела в мою дверь. Она не была испорчена, и все же, то, что он был в моей комнате, меня ужасно разозлило. Подумав минуту-другую, я встала и спокойно надела выкинутую обувь. Нельзя, чтобы он понимал, как достал меня. Хотя, наверное, он уже слышал крик. Я собралась, закрывая глаза, и заставила себя успокоиться. Нельзя доставлять ему удовольствие, показывая, как меня это злит.
— Ну, вот видишь, ты точно робот! — всплеснула руками Рашель, — он приклеил босоножку, а твоей злости стало на минуту. Я вообще удивлена, что удостоилась чести видеть твою злость. Не думала, что такое бывает в этой вселенной.
Я думала о своем, и так толком не поняла, что она сказала. Глянув на нее, я просто пожала плечами, и качнула головой, чтобы она поднималась с кровати. Мои щеки горели гневным румянцем, когда мы выходили из моей комнаты, а глаза должны были сверкать жаждой кровопролития. Ирвинг преспокойно ждал возле своей двери, как картинка из все тех же любимых журналов Рашель. Он мог бы быть немного меньше смазливым. И чуть более закаченным, но все то, что предстало нам, я могла даже сквозь гнев назвать красивым. Даже не смотря на подругу, я знала, что сейчас она чувствует. Как я и подозревала, она захочет его, стоит увидеть. Сегодня Ирвинг показал себя всего, и все то, что мог предложить. А это было не так уж и много — пустоту и фальшивую улыбку, словно вырванную из журнала по стоматологии. На один миг мне показалось, что-то промелькнуло на его лице, но я приняла это за триумф, а потом лицо снова ожесточилось. И все же не настолько, чтобы отпугнуть Рашель. Лишь мне было понятно, что на самом деле написано на его лице.
— Не прошло и года, а ты, наконец, собралась, — изрек он, подмигивая Рашель. Ну, я и не сомневалась, что она примет его веселость за чистую монету, хотя это не похоже на Рашель, она всегда была очень прозорливой. В любом случае я за ее сердце не переживала, оно давно принадлежало кое-кому другому.
— Честное слово, даже если бы хотела, не смогла бы раньше — босоножек куда-то запропастился. — я елейно улыбнулась ему, уже строя в голове схему, по которой буду мстить. И я хотела, чтобы он прочитал это обещание в моих глазах. Ирвинг не остался в долгу, он смело принял мой взгляд, и это еще больше разозлило меня. Видимо Ирвинг не боялся того, что я могу ему отомстить. Да, он был прав, я не из тех кто мстит. И все же что-то подсказывало мне, что этот долг будет оплачен.
Мы перестали посылать друг другу грозные молчаливые обещания. И Ирвинг оживился.
— Ну, тогда не будем разводить базар, пойдем гулять, — радостно потер руки Ирвинг и пропустив нас, пошел следом, как истинный джентльмен. Рашель это понравилось, я уже привыкла к таким его манерам, он вел себя довольно вежливо и по этикету, даже когда мы ругались — если я уходила из комнаты подальше от него, услужливо и чисто механически открывал мне дверь. Это было весело, но только тогда, когда я могла вспомнить об этом после очередной перебранки. И все же кое-что меня встревожило. Как-то раньше я не переживала, как выгляжу возле Рашель, а теперь начала. Да не все ли равно, что обо мне подумает этот идиот?! Я и так знала, что фигура Рашель более соблазнительная, особенно если учесть ее грудь, на фоне ее груди скрывалась любая, не то, что моя. Только почему меня вдруг это начало волновать? Такое меня должно волновать в данный момент меньше всего. Ну, ничего, жди теперь мести — и за босоножки, и за этот вечер, Ирвинг! За мной, как говорится, не заржавеет.
Было все еще светло и надеться на то, что никто нас не узнает, я не могла. Потому стоило нам выйти на улицу, я специально пошла почти на шаг в стороне от них, чтобы не было видно, что я действительно с ними, хотя это и так было ясно.
Улицы хоть и были не слишком-то узкие, но людей хватало. Я немного нервничала от того внимания, с каким нас сопровождают все, даже взрослые. В то время Рашель расспрашивала Ирвинга все об Австралии, искусно избегая говорить о его родителях, так как я и просила, хотя тема была очень деликатной. И что странно я прислушивалась к их разговору, хотя делала вид, что мне не интересно. За неделю, что Ирвинг жил с сестрой у нас, я намного больше знала о Майе, а о нем почти ничего, и то, что знала, было известно с рассказов сестры.
Как так выходило, мне было не понятно, потому что молчаливым или скромным Ирвинга назвать было сложно. Он много говорил о спорте с отцом, так же не забывал хвалить выпечку мамы, особенно те ее рецепты, которыми она делилась с его матерью когда-то. Когда он в первый раз упомянул об этом, всем нам было неловко и немного страшно, мы ожидали, что он смутится или расстроиться. Но нет, Ирвинг остался спокойным, словно именно это и хотел сказать. Майя совершенно чуть-чуть наклонила голову, чтобы мельком утереть слезы.
Для Етни, Майи и Майкла у него всегда находились интересные рассказы, к которым я тоже прислушивалась, но и они, ни чем не могли мне помочь, чтобы больше узнать о нем. Все, что я могла узнать, он показывал здесь и сейчас, словно не было никакого прошлого. Словно он стер его за собой, или же просто никто не имел право на его прошлое кроме него и Майи.
— Так ты занимаешься спортом? Заметила по твоей фигуре, — Рашель в открытую льстила ему, учитывая ее деликатность, или Ирвинг ей очень нравился, или у нее слишком давно не было парня в плане близости. — А каким?
Хотя, что мне переживать за нее, она большая девочка, да и его смутить трудно. Слушать их было интересно с чисто научной точки зрения — любой антрополог явно бы захотел за таким понаблюдать — пред брачный танец человека разумного.
— А какой есть в школе? — перепросил он, задорно улыбаясь. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы понять это. Почему он постоянно поступал так? Был одним, но с людьми надевал эту улыбку. Вот что меня так раздражало в его внешности, поняла я, эта фальшивая улыбка, словно выученная, и отрепетированная перед зеркалом.