В первый раз такое четкое осознание утраты случилось, когда Игнат забирал свидетельства о смерти Лены и Ярославы. Он просто вдруг понял, что находится в каком-то неуютном сером государственном учреждении, а в его руке - какие-то бумажки, в которых сухим языком дань имена и даты.
Во второй - когда по привычке позвал Ярославу, думая, что сейчас она подойдет к нему и обнимет, как прежде. А потом осекся, вспоминая, что ее больше нет, и что он больше не находится в особняке, а в соседней комнате не его девочка, а Серж. И именно его нужно было позвать по имени, а не ее. Друг все понял, но ничего не сказал - лишь сжал Игнату плечо.
В третий - на похоронах после того, как официально закончилось расследование дела гибели Ярославы и Елены Черниковых. Мать Яры так и не взяла фамилию отца. Игнат стоял у могил, от которых тянуло холодом, и наблюдал за тем, как в них опускают гробы. Ярославу и ее мать хоронили в закрытых гробах, и у Игната даже не было возможности взглянуть на любимую девушку в последний раз. Он не знал, хорошо это или плохо, а Серж сказал, что Яра запомнится им живой, а не мертвой. Но, возможно, друг просто его успокаивал.
Нужно было кинуть горсть замерзшей земли на крышку гроба, и Игнат с огромным трудом заставил себя сделать это. A потом, обессиленный, опустился на колени, признавая перед смертью полное поражение жизни. Он не плакал - слез больше не было. Но горе, что пламенем охватило его душу, было таким сильным, что потушить его, казалось, было невозможно.
Мысль о том, что его Яся навсегда останется здесь, в этой промерзлой земле, терзала Игната - также, как и понимание собственного бессилия.
Все, что он мог - лишь попрощаться с той, которая однажды согрела его своей любовью.
«Я никогда тебя не забуду, Яся. Клянусь. Мы еще встретимся. Я приду к тебе. Просто жди меня там».
Игнат знал, что так и будет. Их встреча за гранью - вопрос времени.
Серж и его отец помогли Игнату встать. Друг не отпускал его - поддерживал, будто боясь, что тот может упасть. Спрашивал, все ли хорошо, нужна ли вода или что-то еще, хотя сам выглядел страшно разбитым.
Это было больно. Пробитое сердце, разорванная душа, горящие от стылых слез ресницы. Боль, боль, боль... Бесконечная, словно вселенная. Игнату казалось, что он весь состоит из этой боли.
Народу на похоронах было немного - у Лены и Ярославы почти никого не было. Стояла тишина, и слышно было лишь то, как на гробы с лопат падает земля. Потом Игнат разобрал тихие всхлипы - в отдалении стояла Стеша, рядом с какой-то девушкой, и плакала, закрывая лицо руками. Она единственная из всех плакала, не в силах скрывать боль. Серж подошел к Стеше, молча обнял, а когда отстранился, на его глазах тоже появились слезы.
Когда они покидали кладбище, пошел снег - пушистый и легкий. Он ложился на плечи, стелился по кладбищенским дорожкам и
тропинкам, падал на оградки и памятники. Неожиданно выглянуло солнце, и снег начал сверкать прямо в воздухе, и казалось, будто с неба падали волшебные искры. Игнат и сам вдруг почувствовал себя этим снегом - опадал вместе с ним на землю. На голые деревья, на умирающие
цветы, лежащие на могилах, на каменные надгробья. Его слезы превратились в снег. А душа обратилась в прах. Наверное, тогда, в день похорон, Игнат окончательно повзрослел. По-настоящему.
После поминок он попросил одного их охранников отвезти его в особняк, и сам не понял, как ноги привели его в спальню Ярославы. Игнат был здесь впервые со дня ее гибели, и все вокруг было нетронутым. На стуле весела футболка, на прикроватной тумбочке стоял стакан с недопитым чаем, на туалетном столике лежала косметика, а рабочий стол был завален тетрадями, конспектами и учебниками, с помощью которых Ярослава готовилась к сессии. Там же стоял открытый ноутбук - видимо, она забыла его захлопнуть, когда уходила.
Игнат подошел к синему креслу, в котором девушка любила читать, и взял с него раскрытую книгу - один из детективов Майка Омера. Яра его так и не дочитала. Казалось, хозяйка спальни вышла ненадолго и вот-вот вернется. Разве что пыль выдавала ее отсутствие. Вечное отсутствие.
Игнат сел в это синее кресло, откинулся на спинку, положил книгу на колено, устало прикрыл глаза. Он все еще чувствовал ее аромат, особенный деликатный и нежный аромат, от которого он сходил с ума. Хрустальная чистота с землянично-медовым аккордом. Перед глазами снова стояла Яся. Живая. Красивая. Любимая. Она смотрела на него и улыбалась.