- От чего ты так сильно хочешь отвлечься?
- От... От себя самой, - осторожно ответила я. - Я слишком много думаю. И думаю не о том.
- О чем думаешь, дочка? Тебе плохо со мной? спросил Вальзер. - Я делаю что-то не то? Ты хочешь уехать? Знаю, раньше ты вела другую жизнь. А сейчас стала затворницей.
Уехать? Невероятное предложение. Но я знала, что Стасу оно не понравится.
- Я не хочу уехать. Просто... Я ощущаю себя странно.
- Ты боишься меня, - вдруг сказал Вальзер, прищурившись. Мне казалось, он видит меня насквозь. - Не спорь, вижу, что боишься. Спорить не буду. Нрав у меня жесткий. Но тебе бояться нечего. Тебя не трону. Ты своя.
Он неловко коснулся моих волос и погладил их.
- Своя, - повторил Вальзер.
Я опустила глаза. Знал бы он правду!
- К матери завтра съездим, - продолжил мой новый отец. Мать Владиславы он действительно перевел в частный пансионат, которая находилась на другом конце города. Мы ездили к ней пару раз, и каждый раз она кричала, что я не ее дочь. Чувствовала. Понимала. Видела. Все считали ее сумасшедшей, но она одна знала правду.
- Хорошо, - кивнула я.
Вальзер посидел со мной немного и, наконец, ушел, дав мне выдохнуть. А я почему-то вспомнила Костю. Рядом с ним мне никогда не было страшно.
Еще мне безумно хотелось увидеть Игната - хотя бы на фото в социальной сети, но я не заходила в интернет. Я поставила себе запрет на любовь. Нельзя думать об Игнате - чем больше я думаю о нем, тем слабее становлюсь. А я должна быть сильной, чтобы жить ради нас с мамой.
Да и недостойна я его. Из-за меня мой мальчик страдал. И я тоже должна страдать, не только он один.
Я наказывала сама себя.
А чтобы отвлечься от боли, стала не только читать, но и писать - хотелось закончить для себя ту самую историю о Заре - девушке со звездой вместо сердца, чье лицо было изуродовано шрамами. Внезапно она напомнила мне саму себя. Только у меня в шрамах было не лицо, а сердце. Только вот, как и Заря, я стала другой. Ее не узнал возлюбленный, когда Заря направилась в Небесный город искать мать. И я была уверена, что если Игнат увидит меня, то тоже не узнает.
Глава 24. Жизнь 2.0
Спустя 6 лет
Каждый год, проведенный в образе Владиславы Вальзер, был тягучим, словно карамель. Маска, которую меня заставили надеть, срослась с моей кожей, и так сильно, что отодрать можно было лишь с кровью и плотью.
Первый год я плакала и боялась. Так больно было... До безумия. Душа разрывалась. Горела адским огнем.
Второй год я плакала и скучала. И невыносимая боль не отпускала меня. Порой мне казалось, будто я сплю, и вот-вот проснусь, но... Этого не происходило.
Третий год подарил мне ярость. Надежда спастись умерла окончательно, и я ненавидела весь этот мир. И себя - в первую очередь.
На четвертый год я все же смирилась. Оглядывалась по сторонам и понимала, что жизнь продолжается, а боль потихоньку стиралась о грани моего вынужденного заточения.
На пятом году пришло принятие - сначала ситуации, потом - себя. Я даже научилась улыбаться порой.
А на шестой год я поняла, что приспособилась. Человек может приспособиться ко всему, даже к аду. И я не стала исключением.
Я вжилась в образ дочери бывшего криминального авторитета так, что порою забывала, кто я на самом деле. И на шестом году заточения почти не помнила своего прошлого лица. Оказывается, когда смотришь в зеркало и видишь не себя, а кого-то другого, когда не имеешь доступа к старым фото, когда лжешь о своей прошлой жизни, ты начинаешь забывать.
Сначала лицо.
Потом имя.
Потом людей.
- Растворяешься в новой жизни, порою даже цепляешься за нее, потому что кроме нее ничего нет. Есть только ты и твое настоящее. А прошлое навсегда останется прошлым. Вечны только боль и звезды.
Я действительно забывала лица многих людей. Однако лицо Игната я помнила хорошо. Так, словно мы расстались только вчера. Данное себе однажды слово никогда не следить за ним в социальных сетях и в СМИ, я сдержала. Только вот с любовью своей ничего не могла поделать. Она жила во мне до сих пор. Пробивалась словно прекрасный цветок из-под грязного асфальта.
Он снился мне. Во снах мы вместе гуляли по зеленым холмам, взявшись за руки. Разговаривали, смеялись, целовались. Порою мы вновь оказывались на берегу океана, на котором были так счастливы. И тогда Игнат начинал целовать меня так, что ноги сводило от желания. Он постепенно освобождал меня от одежды, покрывая поцелуями шею, плечи и грудь. Оставлял влажные дорожки на животе, ласкал ниже, в самом чувствительном месте, заставляя меня изгибаться, но... Появлялась огромная темная волна - она захлестывала нас и смывала