Появилась странная иллюзия безопасности, а в голове вдруг возникла не менее странная мысль: я так рада, что еще раз смогла увидеть закат. Я не потеряла зрение, я все еще вижу. И могу шевелить руками. И ногой - правда, лишь правой. Левая в гипсе. Лицо все так же в бинтах, оно болит, но эта боль не острая, а давящая, глубокая. Сковывающая каждую мышцу.
Я очень медленно приходила в себя. Собирая воедино мысли, наблюдала за тем, как гаснет солнце за окном, а стена из медной становится серой, погружаясь в сумерки. Я вспомнила все, что случилось, но не понимала, что происходит. Где я и почему в таком состоянии? Куда делись мама, Игнат и Костя? Когда я смогу их увидеть?
Думая о них, хотелось плакать, но я не могла делать этого. Слез не было.
Когда на темной улице зажглись фонари, я поднялась с кровати. С трудом, конечно, очень медленно, кусая от напряжения губы. Медленно пошла, наступая на гипс и морщась от боли во всем теле. Я шла по стене, крохотными шагами, чувствуя, как кружится голова. Но все-таки добралась до двери. Подергала ее, но она оказалась заперта. Я дергала ее долго, упорно, но дверь так и не открылась. Я кричала, но никто не
приходил, хотя я точно знала - там, за дверью, из-под которой пробивается свет, точно есть люди.
- Откройте! Выпустите меня! Кто-нибудь!
Только крик был тихим - широко открывать рот я не могла. С моим лицом что-то происходило, но я не понимала, что. Просто касалась плотного слоя бинтов кончиками пальцев и не знала, что теперь находится под ними. Какая я. Уродливая?
- Кто-нибудь, пожалуйста! Откройте!
Никто не отвечал.
Наверное, это было отчаяние. Но не то, от которого крушишь все вокруг, а другое - от которого цепенеешь. Это отчаяние было как яд. Оно растворялось в моей крови, парализуя волю и лишая сил. Я думала о маме, о Стеше, об Игнате. Мысленно звала их и просила о помощи, только они, должно быть, меня не слышали.
Я вернулась к кровати. Посидела на ней немного. Дотянулась до стакана с водой на тумбочке рядом с кроватью. Сделала несколько глотков, облилась. Потом снова встала и с трудом направилась к окну. В голове вдруг появилась мысль распахнуть его и кричать о помощи.
Это было долго. Я никогда столько сил не тратила на то, чтобы распахнуть окошко, но когда, наконец, сделала это и почувствовала, как в палату врывается зимний ветер, дверь распахнулась.
Я повернула голову и увидела на пороге Стаса. Он зарычал и буквально бросился ко мне, с силой закрыл окно, схватил меня и швырнул на кровать, заставив застонать от боли.
- Ты чего вдумала лупа? - прошипел он, наклоняясь и беря меня за шею. - Сбежать хотела? Не получится. Поняла меня? А если вдруг вытворишь чего, я твою мать буду убивать долго и медленно. Поняла? Отвечай! Отвечай, сказал!
Он еще крепче сжал меня за шею, и я закашлялась, а перед глазами заплясали черные точки. Однако все же судорожно закивала, и Стас отпустил меня. Взял табурет, сел рядом - мерзкий, словно огромный жирный таракан. И воняющий смесью пота и дорогого резкого одеколона. Меня передернуло от отвращения.
- Что вы сделали с мамой? - выдохнула я, прижимаясь к стене.
- Пока ничего, - ухмыльнулся он. - Твоя мать у меня. Поэтому ты будешь делать все, что я тебе скажу. А если не будешь - я ее убью. Все ясно?
Я лихорадочно закивала.
- А мама?.. Что с ней? Пожалуйста, скажите, что с мамой?
- Да что ты заладила: «Мама, мама», - хмыкнул Стас. - Нормально с ней все. Не ходит только. Врачи говорят, ей нужна реабилитация. И если ты, милая, будешь хорошей девочкой, я, может быть, займусь ее здоровьем. А если плохо себя вести будешь, то мама твоя умрет.
- Не убивайте ее, - взмолилась я, понимая, что схожу с ума от приступа страха. - Пожалуйста, прошу вас! Я все, что угодно сделаю!
- Я знаю, что сделаешь. Значит, запоминай. Я тебя и твою мать увез с места аварии. Без меня вы бы обе подохли. Сгорели бы заживо, как твой папаша. Кстати, соболезнования приносить не буду, туда ему и дорога, - хмыкнул Стас. - Значит, теперь вы мне должны. И ты, и Леночка. Леночка побудет у меня, а ты начнешь новую жизнь. Под другим именем и с другой внешностью.
Смысл его слов не сразу дошел до меня.
- Что? - прошептала я.
- Ярославы Черниковой больше нет. Она умерла. Теперь тебя зовут Владислава. И ты будешь выглядеть так.
Стас вытащил из-за пазухи фотографию с незнакомой девушкой. Это была развязная темноглазая брюнетка. Довольно симпатичная, но какая-то неухоженная. Было в ней что-то дикое, необузданное. Я смотрела на девушку и понимала, что ее широкая улыбка несет не дружелюбие, а опасность.
- Кто это? - тихо спросила я.