Я должна была признаться перед свадьбой. Рассказать, что потеряла голову, изменила, предала. Но я струсила. Саша не смог удержаться и шепнул мне, что Денежко получил по заслугам. И получит еще, если хотя бы посмотрит в мою сторону – заявление на проверку деятельности закрытого бойцовского клуба уже в прокуратуре. Видео и фотодоказательства причастности Лешки тоже.
Я не знала, что могу так ненавидеть. Отпечаток моей ладони красовался на щеке Сашки, когда он сидел за свадебным столом.
Впрочем, мое собственное лицо в тот день выглядело не лучше. Юля ворчала, называя меня самой некрасивой невестой из всех, что видела. Свадебные фотографии получились отвратительными – на них я действительно похожа на труп невесты.
Только Станис, счастливый и окрыленный, ничего вокруг не замечал и списывал мое состояние на обычное девчачье волнение. Обнимал, шептал слова любви и гладил мою коленку под столом, когда на нас никто не смотрел.
Мне не было неприятно и приятно тоже не было. Тогда мне было никак. Пышная свадьба прошла мимо меня.
Потом она закончилась, и настала первая брачная ночь. Муж был нетерпелив, но нежен. Я плакала – он извинялся, думая, что сделал больно.
Через два дня картина «Яблоки в меду» заняла почетное место в галерее моей тетки, а мы со Станисом улетели в Лондон. Началась жизнь, о которой я мечтала. Красивая картинка – приемы в посольстве, прогулки по площади Пикадилли и новые знакомства. Меня тошнило от моего огромного счастья.
Новость о беременности стала ударом, а результаты узи, показавшие, что во мне растут сразу два ребенка, добили.
Конечно, я не могла не думать, что они могут быть от Денежко, потому что мы не предохранялись должным образом. В итоге их вынашивание превратилось в сущий ад.
Приходившие от Арины редкие новости о Лешке забирали сон.
Мальчишки родились на месяц раньше срока путем кесарева сечения. Маловесные, но оба здоровенькие. Я помню первую фразу, что сказала свекровь, когда впервые увидела их: «Такие темные».
Юля заверила, что малыши очень похожи на меня новорожденную. Тогда свекровь, кажется, успокоилась, а я нет.
Каждый день я искала в них черты Станиса, но чем старше они становились, тем меньше надежд у меня оставалось найти их. В то же время, за ребрами становилось тесно и горячо всякий раз, когда я разрешала себе мечтать, что они могут быть детьми Денежко. Однако позволяла себе я эту слабость крайне редко. Чаще чувство вины и жгучего стыда доводили до тихих истерик.
Когда им исполнился год, сомнений не осталось. Черты Лешки проступали все четче. Взгляды, жесты и даже улыбки – все напоминало его.
Я не знаю, какой была бы наша со Станисом жизнь, не роди я детей от другого. Помогло бы их отсутствие полюбить его или нет, но мысли о разводе закрадывались в мою голову все чаще и чаще.
Состояние, в котором я существовала каждую минуту разрушало изнутри. Я мучилась сама и мучила мужа.
Первое время он молчал, жалея меня, списывая мои отстраненность, холодность и слезы по ночам на послеродовую депрессию. Кто-то из специалистов заверил его, что это частое явление после рождения двойни.
Я даже ходила к психотерапевту, который, разумеется, ничем не смог помочь мне.
Первые серьезные разногласия начались, когда я заговорила о возвращении в родной город. Он спорил со мной до крика и моих слез. В минуты особой слабости я просила развод, от которого он отмахивался, как от манипуляции неуравновешенной истерички.
А я правда сделала его основной моей целью.
Вернуться сюда, найти работу, признаться Станису, получить свободу и избавиться, наконец, от груза, что я уже не могла носить в себе.
И только потом, вернув себе саму себя и чувство собственного достоинства, я планировала сообщить Леше о детях. Просто, чтобы знал.
События, которые я так долго планировала, рванули вперед, как на ускоренной перемотке. Завтра будет скандал, грубые слова и жестокие обвинения. Потом тест, тяжелый разговор с родителями и перезд.
Проблемы с документами и разные бюрократические проволочки пугают меньше, чем непонимание и презрение окружающих, но я должна пройти этот этап, чтобы наши с малышами жизни больше не штормило.
Настроив радионяню, я, наконец, отключаюсь. Засыпаю поверхностным тревожным сном, часто вздрагиваю всем телом и сильно мерзну под одеялом.
В шесть просыпается Роман, а еще через полчаса его брат. Оба в прекрасном настроении, даже не догадываясь, что у них больше нет отца.